них Дику больше встретить не довелось.
Глава 10
На приеме у Мелькера, как всегда, толпилась самая пестрая публика. Сам Мелькер, как ни странно, тоже был здесь — мерзкий гном с воистину отвратительной бороденкой. Покои он занимал обширные, но порядком обшарпанные, ибо, несмотря на какие-то связи в армии, сам Мелькер (так, по крайней мере, казалось Дику) был полный нуль. И почему на его субботние приемы стекался чуть ли не весь Орлан, оставалось для Дика неразрешимой загадкой. Но раз все ходят, значит, надо ходить. Увеселения, впрочем, были здесь вполне приличные — сегодня, к примеру, выступила весьма искусная танцевальная пара и комик, некогда приписанный аж ко Двору. Но ближе к одиннадцати вечер, как всегда, превратился в невыносимую скучищу. Все хорошенькие женщины начали расходиться, официанты вместе с напитками вдруг куда-то запропастились, а внимание публики стали тщетно пытаться привлечь разные старперы вроде полковника Розена. Доблестный полковник в тысячу первый раз принялся пережевывать славные эпизоды войны за Установление Порядка. По всей гостиной люди тут же принялись зевать от скуки. В этот самый момент Дик вместе с компашкой знакомых обычно испарялся в поисках более интересных собеседников женского пола.
Но на сей раз стоило только Дику направиться на выход, Клай ухватил его за рукав.
— Куда ты так рано? Погоди.
Дик кивнул в сторону полковника Розена, что командным голосом вещал с другого конца зала про какую-то дребедень, и недоуменно спросил:
— Что, этого слушать? Нет уж, уволь. Но Клай упорно не отпускал его рукав.
— Потерпи. Я зря говорить не буду.
Заинтригованный и озадаченный, Дик подыскал себе свободное местечко и принялся внимательно наблюдать за происходящим. Еще какое-то время картина становилась только все более и более безрадостной. А потом, когда из зала вывели одного вдребезги пьяного гостя, атмосфера вдруг чудесным образом изменилась. Полковник Розен заткнулся и налил себе бокальчик неразбавленного, меж кресел опять засновали официанты, послышались невнятные разговоры и негромкий смех. Даже люстры стали, казалось, ярче.
Дик огляделся. Большую часть публики составляли теперь зрелые мужчины. Юнцов и стариков было совсем немного. Женщин осталось всего трое — две пристроившиеся бок о бок солидные матроны, каждая с личным лакеем под рукой, а в дальнем углу — молоденькая, но уж больно невзрачная девушка.
Расположившийся у камина Мелькер, привлекая внимание окружающих, позвенел бокалом о бокал.
— Дамы и господа, — начал он, — предмет нашего сегодняшнего обсуждения — «Рабство». Полковник Розен, не затруднит ли вас для начала изложить традиционный взгляд на проблему?
Дик еле слышно застонал. Тем не менее Розен, лысый здоровяк на шестом десятке, возмущенно на него покосился. Потом все же начал: — Рабство представляет собой институт, присущий любому цивилизованному обществу — от глубокой древности до наших дней. В широком смысле можно сказать, что ни одна эпоха расцвета науки и искусства не обходилась без принудительного труда — то есть без рабства. Следует различать…
— Протестую! — воскликнул бравый смуглокожий мужчина, энергично грозя Розену своей курительной трубкой. — Не станете же вы утверждать, что средневековый крестьянин был рабом!
— Обязательно стану.
— Но он был не рабом, а крепостным. Тут существенная разница. Крепостной приписывался к определенному наделу земли…
— Совсем как тыква, — негромко сострил кто-то над самым ухом у Дика.
— …и продать его можно было только вместе с этим наделом. Тогда как раб являлся безраздельной собственностью хозяина, и тот мог продать его, когда заблагорассудится.
— Председатель постановляет, — вмешался Мелькер, — что полковник Розен вправе называть крепостного рабом, если ему так угодно. Пожалуйста, продолжайте, полковник.
Дик обернулся и увидел, что к нему вместе со своим креслом пододвигается Клай.
— Что тут происходит? — шепотом спросил он.
— Собрание Философского клуба, — ответил Клай. — Заткнись и слушай. Может, что и усвоишь.
— Итак, — продолжил полковник, — следует различать системы индивидуального рабства, классового рабства и рабства машинного. Последнее, введенное в эпоху так называемой Индустриальной революции, положило конец обычной практике индивидуального рабства в Европе и Америке, однако породило новую форму классового рабства, а именно — рабство промышленное. Впоследствии…
— Минутку, полковник! — вдруг с жаром воскликнула юная дурнушка. — Люди тогда были свободны! На Североамериканском континенте царила
