демократия! Люди могли по собственному усмотрению менять место работы!
— Но работать-то им все-таки приходилось! — коварно заметил полковник.
— Ну, если так ставить вопрос… да, при тогдашней денежной системе они вынуждены были работать, чтобы получать доллары. Но это же совсем другое дело! У них был выбор! Выбор! Как вы не понимаете…
— Выбор у них был один-единственный — работать или голодать, — отрезал полковник. — А разница между…
— Нет, это невыносимо! Поймите, полковник! Эти люди были самыми высокооплачиваемыми работниками в истории человечества! У них были телевизоры, автомобили…
— Ха! — разгорячился в ответ и Розен. — У моих рабов тоже есть телевизоры! А автомобили им ни к чему. Впрочем, если понадобятся — на здоровье! Но факт остается фактом. Распоряжаться собственным временем те люди не могли! Тут-то и кроется существенная разница между свободным и рабом — как его ни назови. Крепостным ли, батраком, вилланом, фабричным рабочим…
— Солдатом, — вдруг вставила одна из матрон. Розен побагровел и заиграл желваками.
— Простите, леди, но я — человек обеспеченный. И служу добровольно. Я в любой момент могу подать в отставку…
— Призываю миссис Максвелл к порядку, — негромко, но твердо рассудил Мелькер. — Председатель также доводит до сведения мисс Флавин, что согласно собственному определению полковник вправе называть рабами и фабричных рабочих. Итак, полковник, полагаю, вы уже недалеки от окончательного вывода?
— Именно. Если мне дадут его сделать, — буркнул Розен. — Итак, машинное рабство, или рабство машины, приветствовалось как великое достижение цивилизации. Считалось, что оно устранит нужду в человеческом рабстве и сделает всех свободными людьми. Одним словом — чем больше работы у машин, тем больше досуга у людей. — Тут сразу человек пять нетерпеливо подняли руки, но председатель их проигнорировал. — А теперь рассмотрим Гамно, последнее достижение машинного рабства…
— Не рабства, а производства… — опять возбужденно начала мисс Флавин, но Розен махнул ей рукой, призывая дать ему закончить.
— Еще одну минуту! Итак, Гамно выполняет все функции машин Индустриальной эпохи, исключая тем самым необходимость в человеческом труде. Гамно генерирует энергию, производит абсолютно все, начиная от реактивных самолетов и кончая зубными щетками. Оно может заменить любую деталь любого механизма. Причем все это при нулевых затратах на сырье и материалы и при абсолютном минимуме контроля со стороны человека. Но… — Тут полковник выдержал эффектную паузу. — Гамно не может убрать комнату, застелить постель или соорудить вам, мисс Флавин, прическу. Также оно не способно носить оружие. А ведь чем больше у вас досуга, тем выше ваша потребность в бытовых услугах. Так что вот вам результат: машинное рабство порождает рабство человеческое. И вот вам доказательство: теперь мы достигли самого высокого отношения количества рабов к количеству свободных за всю историю человеческого общества. Примерно пятьдесят к одному. А здесь, в Орлане, вообще триста к одному. Вы, господа моралисты, можете сколько угодно спорить, но факт остается фактом. Так есть, и иначе быть не могло. — Под рукой у полковника оказался добрый бокал спиртного. Розен поднял его в ироническом салюте, осушил до дна и со стуком поставил на место.
— Хорошо-хорошо. — сказал Мелькер, звоном бокалов снова призывая собрание к порядку. — Прекрасно, полковник. А теперь, раз вы бросили такой открытый вызов моралистам, представленным здесь, в частности мисс Флавин, давайте выслушаем и их аргументы.
— Во-первых, — негодующе начала дурнушка, — мы не моралисты, как угодно называть нас прожженному ретрограду полковнику Розену. Мы гуманисты! Это этическая позиция, а если полковнику Розену неведома разница между этикой и моралью, то я не стану тратить время на то, чтобы ему эту разницу разъяснять.
Тут мисс Флавин взяла короткую передышку, но почти сразу же продолжила:
— Итак, полковник Розен только что доходчиво объяснил нам всю неизбежность рабства. Однако в его доводы вкралась одна очень маленькая неточность. Ведь потребовалось пять лет жесточайшей войны и истребления сотен тысяч людей, чтобы установить ту самую так называемую неизбежную систему, которая сегодня нас так прекрасно устраивает. Систему, которая — и с этим не станет спорить даже полковник Розен — отжила свое еще полтора века назад. Да, конечно, Гамно представляет собой венец всего технического прогресса. Разве мы этого не понимаем? Ведь за последние пятьдесят лет не было сделано ни одного мало-мальски значимого технического открытия! Ни одного! И неудивительно, когда перед нами наглядный пример того, что может сделать с миром одно-единственное изобретение — это самое Гамно! Мы уже просто боимся того, что сотворит с нашей так называемой неизбежной системой еще одно подобное изобретение!
Раскрыв рот от изумления, Дик повернулся к Клаю. Ничего подобного он никогда не слышал. И даже представить себе не мог. Но Клай удобно развалился в кресле и потягивал сигару с таким видом, будто здесь высказывали более или менее интересный прогноз погоды на ближайшие сутки.
— У меня вопрос! — выкрикнул из другого конца зала ученого вида мужчина со старомодными очками на носу. — А как насчет войны? Считает ли мисс Флавин, что ее можно избежать?
Дурнушка повернулась лицом к очкастому.
— Считаю, доктор Беласко. Более того, могу утверждать это с полной уверенностью. Вы, подобно всем прочим апологетам насилия, полагаете, что вашу точку зрения подтверждает сама история. В смысле, что войны были всегда, а следовательно, они неизбежны. Пользуясь вашей же ребяческой
