ока, и Джон так и не успел дотянуться до блюда. Впрочем, Стэн как-то ухитрился сцапать двух курочек и поделился с приятелем.
Тощий человечек с козлиной бородкой, сидевший напротив Джона, был, видимо, особо озабочен тем, чтобы его устам не приходилось скучать, и весьма успешно чередовал жевание, отпускание шуточек и сплевывание обглоданных птичьих костей в бронзовую пепельницу, стоявшую на столе. Это, к сожалению, получалось у него далеко не всегда аккуратно.
Стэн ел только с помощью ножа и все время беспечно засовывал его прямо в рот, а Джон все-таки постарался раздобыть вилку и даже успел проглотить несколько ложек бобов, сильно напоминавших резину, и некоторое количество тушеного мяса с неприятным душком, но тут подали десерт: довольно странное блюдо, представлявшее собой крохотный островок орехов посреди моря крема. Кто-то из курильщиков коснулся этого крема своей сигарой, и крем вспыхнул. Стэн съел свою порцию целиком и с наслаждением откинулся на спинку плетеного стула, ковыряясь в зубах острием блестящего ножа. Он делал это так беспечно и так вызывающе нагло, что Джон прямо-таки в восхищение пришел.
После десерта Джону больше всего хотелось лечь спать, но Стэн потащил его гулять. Побродив по запруженным толпой улицам города, они в итоге оказались за стойкой какого-то бара, где владычествовала огромных размеров женщина, явно изрядно выпившая. Язык ее так и мелькал, то и дело облизывая губы, а глаза вращались как заведенные, и она напевала какую-то бесконечную балладу, смысл которой Джон так и не смог уловить. Под конец великанша с грохотом рухнула на пол, и трое мужчин с трудом подняли ее и понесли прочь. Интересно, думал Джон, это так задумано или вышло случайно? Впрочем, в любом случае финал номера оказался более впечатляющим, чем само пение.
Стэн угостил нового приятеля темным пивом и поспешил воспользоваться моментом, чтобы отдать Джону заработанное за день: разумеется, Джон выглядел бы настоящим жадиной, если б в ответ не заказал еще пива, которое тут же и принесли. Он уже наполовину опустошил вторую кружку и начинал думать, что вечер, в общем, удался, да и город совсем не плох, а уж его новый друг — и вовсе парень хоть куда. Он уже готов был полюбить весь мир, когда вдруг вспомнил, что отец его как-то сказал, будто у них в семье всегда выбрасывали извлеченную из бутылки пробку, зная точно, что она больше не понадобится.
Это воспоминание встревожило его, и он нахмурился, но Стэн тут же постарался его развеселить: вытянув ноги, он одну из них положил на стол, снял башмак, и Джон увидел на его обтянутой носком ступне смешную физиономию. Шевеля пальцами, Стэн мог заставить эту физиономию то сдвигать сердито брови, то улыбаться, то моргать глазами. При этом он все время перебрасывался с «ногой» всякими смешными репликами. Однако Джона это представление навело на воспоминания о сиротском приюте. В первый же вечер, холодный и дождливый, его сосед, долговязый мальчишка, вытащил из-под одеяла ногу в сером носке, изображая крадущуюся крысу, а Джон решил, что это действительно крыса, и, бросив в нее нож, пронзил «артисту» ногу насквозь. Из-за этого воспитанники приюта надолго невзлюбили его.
Он улыбнулся, вспомнив эту историю, и отхлебнул еще пива. Вдруг Стэн весь побелел, глядя на Джона, и тот понял, что у него за спиной кто-то стоит.
Обернувшись, он увидел высокого мужчину в кожаной куртке и черных штанах; на голове у него довольно небрежно сидела синяя фуражка с золотым галуном. Никто, кроме настоящего шкипера, не мог носить такую фуражку!
— М-мистер… мистер Престон… — пробормотал Стэн.
— Что, господа, коротаете вечерок за пивом? Надеюсь, вы не слишком заняты и мы можем немного поговорить о деле?
Мистер Престон улыбнулся — довольно добродушно, но сохраняя строгое выражение лица, как и подобает представителю единственной поистине независимой профессии, какая была известна Джону. Правителям вечно мешает парламент; министры знают, как удушающи порой объятия избирателей; даже школьные учителя, пользующиеся среди учеников неимоверной властью, полностью зависят от горожан.
А вот над шкипером, который водит суда по серебристой реке, никто не властен! Капитан судна или его владелец может, конечно, отдать несколько приказаний, пока разогреваются электромоторы, но на этом его правление и окончено. А потом полновластным хозяином на судне становится шкипер; он может командовать сколько угодно и ни у кого не спрашиваясь, будучи просто недосягаемым для критики со стороны простых смертных.
Мистер Престон решительно вытащил из-под соседнего столика стул и с грохотом придвинул его к их столу.
— Я слышал, ты прибыл сюда с самых верховий? — обратился он к Джону.
— Я… Это вам Стэн сказал? — Джон старался выиграть время, чтобы иметь возможность обдумать ответ.
— Да, он обронил словечко. А что, нельзя было? — Мистер Престон внимательно посмотрел на Джона, и его крупный рот чуть дрогнул в усмешке под коротко подстриженными каштановыми усами.
— Да нет, сэр, что вы! Хотя он, возможно, несколько преувеличивает…
— Но он сказал мне, что ты бывал даже выше Рокпорта.
— Да, но Рокпорт я видел мельком, в тумане. Знаете, это был такой ужасный густой туман жемчужного цвета, который…
— А далеко ли до твоих родных мест от Рокпорта?
— Не очень далеко.
— Ты и в Каире был?
— Я… Да, но только я мимо прошел.
