РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (28)
СО ДНА НА САМЫЙ ВЕРХ
Кто-то принес шприц для подкожных инъекций и ввел дозу через корку крови, засохшей на запястье Дональда, преждевременно пожелав ему доброй ночи. Когда он очнулся, была настоящая ночь: к окнам комнаты, в которой он лежал, льнула тьма, такая черная, словно неведомое колдовство превратило стекло в эбонитовое зеркало. Его порезанные руки были перевязаны, синяки покрыты слоем мази, чтобы унять тупую боль. Из-под тусклой световой панели на стене на него смотрела крохотного роста девушка в белом комбинезоне медсестры и стерильной маске.
Снова шел дождь. Он слышал глухое шарканье капель по стенам, словно кто-то бил в барабан, на котором просела кожа. Пошевелив руками, он испытал острую боль от многочисленных порезов, которые нанес себе сам, глаза ему застила пелена цвета свежей крови, и он застонал.
Заранее приготовленным шприцем девушка снова сделала ему укол – в мышцу ненакрытого простыней предплечья. Вероятно, ввела какой-то транк. После транка осталась только тупая ноющая боль, но мучительный страх утратил силу, стих до вполне сносного кошмара. Пока транк делал свое дело, она измерила ему пульс, а он лежал безучастно, чувствуя биение крови под кончиками ее пальцев. Когда число ударов упало до (как он сам прикинул) приблизительно семидесяти с чем-то, она встала и вышла за дверь.
Из-за двери доносились резкие сердитые голоса: спорили мужчина и женщина. Мужчина говорил, что хочет войти, а женщина отвечала, что, кто бы он ни был, ему придется подождать. Наконец женщина одержала верх и широким шагом вошла в палату.
Для ятакангки она была крупной, почти пять футов семь дюймов ростом, и плотной и одета была не в саронг, а в мужской френч, штаны и сапоги, тяжело протопавшие по пластиковому полу. Волосы у нее были коротко стриженные, в руке она держала диктофон с рукоятью как у пистолета. Следом за ней вошли два полицейских в рыжих формах, которые закрыли дверь, отрезав и медсестру, и невидимого мужчину.
– Вам лучше? – спросила женщина. Дональд кивнул.
– Хорошо. Медицинское обслуживание у нас, разумеется, на высочайшем уровне. – Она жестом приказала полицейскому принести стул и поставить его так, чтобы она могла сесть лицом к кровати. – Я суперинтендант государственной полиции Тотилунг. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Прежде чем предъявить мне обвинение в убийстве, надо думать, – сказал Дональд.
– Если это американская шутка, пожалуйста, заметьте, что я не могу терять время на светскую болтовню.
Уместив свой объемистый крепкий зад на узком сиденье, Тотилунг нацелила на него диктофон, словно дуло обреза с раструбом.
– Кто он был? – спросил вдруг Дональд.
– Что?
– Человек, которого я убил… кто он был? Тотилунг проглотила резкий ответ, который, вероятно, по плану звучал бы приблизительно так: «Здесь я задаю вопросы!», и нелюбезно сказала:
– Переутомившийся студент. Говорят, семья возлагала на него слишком большие надежды.
«Ничего другого я и не ждал». Костяшками перевязанных пальцев Дональд помассировал виски.
– Валяйте, суперинтендант, – вздохнул он. – Что я мог бы рассказать такого, чего уже не рассказали свидетели? На нас уйма народу смотрело.
– Верно. И среди них констебль Сонг. – Она жестом указала на одного из пришедших с ней полицейских. – Но скопление людей помешало ему прицелиться в человека, который впал в амок.
– Помню, – сказал Дональд. – Я мельком видел, как он пытался протолкаться вдоль дорожки. – Благодаря транку он мог контролировать голос – иначе, наверное, закричал бы.
«Мне незачем было его убивать. Он уже был без сознания!»
– Все это потеря времени, – сказала Тотилунг. – К делу! Вы – Дональд Хоган, репортер, работающий на «Англоязычную Службу Спутниковой Трансляции»?
– Э… да.
– Вы явились в Университет патриотизма якобы для того, чтобы подвергнуться обязательной для иностранцев операции по стерилизации? – И не ожидая ответа, прибавила: – Кстати, об этом позаботились.
