Всем стоять на Занзибаре (сборник)

канал для контакта с вашей расой — гибнущий мозг великого художника, которого я заразил своими видениями… и сжег, как и жертв своего прошлого великого начинания.

Ты больше не говоришь: «я-мы».

Нет больше «мы». Тот кислород на планете, что не сгорел в огне, скоро обратится в снег и выпадет на скалы. Планета ушла от своего солнца почти на световой год.

Ты безумец.

Если разумны только те, что подчиняются законам Вселенной, тогда ты прав.

Последние спутники отключились. Информат объявил: «Необходимо преобразоваться в модус выживания. Не тревожьтесь. Соответствующее оборудование надежно обеспечит вашу безопасность».

Лем дрожал так, словно побывал на волосок от смерти, но не понимал этого, пока опасность не миновала. У него стучали зубы. Марк корчился, лежа на полу — доктор Лем едва сумел его приподнять. Медицинские автоматы почему-то не включались.

Важно, что у тебя была мечта.

Мечта испарилась. Во мне ничего не осталось. Я — гаснущее эхо электронных потоков в компьютере, плохо приспособленном к резонансу с моим типом сознания. Если бы не остаточная деятельность мозга Грегори Чарта, я бы уже…

Марк поворочался на полу, сел. Все тело ныло, словно его избили и придавили чем-то тяжелым. Он смутно слышал голос Лема. Уронил голову на руки и заплакал. Он оплакивал Шайели, Постановщика, «Эпос Мутины», мечту, ставшую личностью и погибшую.

Гулкий голос объявил:

«Неисправности на корабле Грегори Чарта превысили допустимый процент. Запущена автоматическая программа выживания. Подан радиосигнал с просьбой об аварийной помощи».

Лем снова позвал:

— Марк, Марк!

Тот поднял голову, увидел, что доктор бледен, как смерть. Проговорил:

— Это было почти то же, что Чарт сделал на Хайраксе. Там это было как сон. Сон кончился и за него пришлось платить. Но здесь спящий знал, что спит. Ему еще во сне надо было подумать, как избежать расплаты.

— Не понимаю, — удивленно сказал доктор.

— Я тоже, — пробормотал Марк.

Потрогал свои щеки — они были мокрыми, и вдруг это показалось смешным. Он засмеялся. Через секунду захохотал и доктор — визгливо, по- стариковски, с истерическим чувством облегчения оттого, что они выбрались живыми из чужого сна.

XXI

— Вы знаете Марка лучше, чем я и медицинские автоматы. Он в порядке? — мягко спросила Трита Гарсанова.

«Поразительная женщина, — подумал доктор. — Принесла помощь с праматери-Земли, принесла неожиданно, когда мы на Иане думали, что нам уже нельзя помочь…» Он с тревогой всмотрелся в лицо Марка. Казалось, тот совершенно спокоен, хотя и перенес чудовищное напряжение, когда на его глазах погибала планета. Когда ее уничтожили силы, не подвластные людям. Те, кто был прямо связан с этими силами, Грегори Чарт и Мораг Фенг, впали в полное безумие.

— Мы тревожимся за него, — прошептала Гарсанова. — Он был так привязан к народу Иана…

— Как и Чарт…

— О нет, совсем по-иному! Чарт любил только себя и хотел лишь одного — чтобы им восхищались мы. Земляне. Ради этого он и вторгся в культуру иной расы, и когда понял, что не может…

Почти в тот же момент Марк подумал: «А, понятно, я на Земле».

Казалось, он только сейчас воссоединился со своим телесным «я» — после периода нуль-времени, периода полнейшей пустоты. Стараясь не выказывать беспокойства, стал вспоминать: значит, он прибыл через Врата? Рассуждая логически, так и было — ведь он на Земле.

И не просто на Земле, а в зале комитета Высшего планетного сената. Марк осознавал этот факт смутно, словно ему сообщил об этом кто-то, кому он