— Мы… у нас кончились фильтры… поэтому я здесь. Мы принесли с собой консервы. Столько мертвых… — она зарыдала.
Маколей обнял ее за плечи и подвел к креслу.
— Мак, ты помнишь Пегги Ортс из машбюро?
— Конечно, Бетти, конечно. Успокойся.
— Мы шли по улице, вдруг кто-то сорвал с нее маску и убежал. Она старалась… старалась не дышать, сколько могла…
Маколей и Тейлор переглянулись.
— Ох, — Бетти подняла голову и вытерла слезы, — я так рада, что добралась до вас. Здесь есть воздух и свет. А везде совсем темно. Мы шли сюда ощупью.
— Бетти, кто «мы»?
— Нас четверо. Мы вместе снимали квартиру. Мы решили идти сюда, когда у нас кончились фильтры. Мы так боялись, что не дойдем.
Маколей приподнял чемодан.
— Ты хочешь сказать, что поднялась на сороковой этаж с этим чемоданом?
Бетти кивнула и снова заплакала.
— Проклятая жизнь! — воскликнула она. — Я не могу остановиться!.. Не говорите мне никаких добрых слов… — Она глубоко вздохнула. — У вас есть вода?
— Пойдем, я провожу тебя, Бетти, — сказал Джо. — У нас есть пожарный гидрант. А где остальные девушки?
— Они в приемной.
— Я пойду с вами, — сказал Маколей. — Надо будет раздобыть подушек и для них.
В кафетерии отодвинули к стенам столы и положили на пол подушки от диванов и кресел. Женское общежитие Бетти устроила в приемной Тейлора.
— Совсем забыл, — сказал Тейлор и пошел к себе в кабинет.
Вернулся он с двумя бутылками. Кто-то добыл из автомата газированной воды, бумажные стаканчики, и Тейлор пошел по кругу, осторожно наливая каждому на донышко. Потом поднял свой стаканчик и сказал:
— Леди и джентльмены. Прошу поднять бокалы за нашу несчастную страну.
Кое-кто из мужчин встал. Воцарилась тишина. Тейлор глядел в свой стаканчик.
— Я не буду много говорить, — произнес он. — Но мне хочется подвести некоторые итоги. Нас здесь шестнадцать человек. Возможно, мы сегодня единственная ниточка, соединяющая Белый дом с последними, относительно незараженными районами юго-запада. Но не вбивайте себе в голову, что мы последние люди на Земле. Мы не последние и не собираемся ими становиться. К счастью, на свете есть более разумные страны, чем наша. Но на вопрос, почему мы прячемся здесь, когда погибает громадный город, я вам могу ответить лишь одно: даже если погибнет население больших городов, в стране все равно останется в живых около тридцати миллионов человек. Не будет промышленности, прекратится производство пищи. Наш долг — оставаться связующим звеном между страной и правительством, и когда все кончится, а это непременно кончится, — правительство благодаря нам будет информировано о том, что происходит вокруг, и это позволит ему действовать. А действовать надо будет энергично. Атомные станции останутся целы, а это основа нашей будущей экономики. Я не знаю, каково нам всем придется, но вы должны быть готовы к худшему, к тому, что восьми, а то и девяти человек из десяти не будет в живых, когда мы выйдем из этого дома.
Кто-то в дальнем конце комнаты сказал:
— Мистер Тейлор, город горит.
— Я знаю, — сказал Тейлор, — какие районы Чикаго могут гореть.
Он поднял бутылку и снова принялся обходить всех.
— Может, включим радио? — спросил кто-то.
— Если мы будем его слушать все время, — ответил Маколей, — то сойдем с ума.
Спросивший увеличил звук в приемнике. Но в ответ слышалось лишь сухое потрескивание.
— Они кончили передачу.
Этого следовало ожидать, — сказал Кардуелл и допил виски. Он подошел к Тейлору, который сидел на диванной подушке, прислонившись к стене, и сказал, усаживаясь рядом: — Джим, вы не можете знать, какая часть города горит. Я думаю, горит весь город.
— Возможно, я слегка пьян, — ответил Тейлор. — Не ждите от меня разумных речей.
— Уже три часа ночи. У вас есть снотворное? Тейлор кивнул и допил виски.
К ним подошел Маколей:
— Джим, знаешь, о чем я подумал? Все эти рекомендации, которые ты составлял… Не было времени выполнить их, даже если бы полностью с тобой согласились в Вашингтоне. Да и достаточны ли были ваши рекомендации?
