– Вы обыскивали его комнату?
– Да, как только он сделал признание. Вот билет. Я нашел его в записной книжке, лежавшей в ящике его стола. Я не ожидал найти орудие убийства, но билет говорит о многом.
– Так. – Юй намеревался спросить, был ли у Почтенного Ляна ордер на обыск, взятый в полиции, но вопрос мог прозвучать бестактно. В годы классовой борьбы Почтенный Лян имел право обыскивать любой дом на принадлежащей ему территории без всякого ордера. – Дайте мне взглянуть на билет.
– Значит, Вань планировал уехать в Шэньчжэнь, – сказал Почтенный Лян, когда к нему вернулся билет. – Я все перепроверил в домкоме. У Ваня там нет ни родственников, ни друзей. Он – рабочий-пенсионер, и у него нет своего дела. Ответ очевиден. Оттуда он попытался бы ускользнуть в Гонконг. Многие так делают. Вань знал, что если он не сбежит, то не использует единственный шанс прежде чем мы его поймаем.
Звучало логично, за исключением того, что билет был куплен на спальное место. Эту деталь Почтенный Лян просмотрел, подумал Юй, изучая листок бумаги. Почему Вань должен платить лишние деньги за мягкое спальное место, если он собирался поехать в Шэньчжэнь по причине, высказанной Почтенным Ляном.
– Что он сказал вам насчет билета?
– Ничего не сказал.
– Могу я взять билет?
– Конечно. – Почтенный Лян поглядел на него с удивлением. – Когда вы поразмыслите над этим, то увидите, что есть еще кое-что подозрительное относительно его. Я, как местный полицейский, должен был заметить это раньше. Где-то полгода назад Вань начал уходить рано по утрам, якобы на занятия гимнастикой, на набережную. Инь также по утрам ходила на гимнастику. Но здесь есть одна существенная разница. Она занималась не только в парке, но и в переулке тоже, особенно в дождливую погоду. А Вань никогда там не занимался. Он не поклонник гимнастики. Нет, я думаю, он все выдумал.
– Ну, Вань не полностью посвящает себя гимнастике, – продолжал Почтенный Лян. – По его словам, он недавно начал ею заниматься, потому что госпредприятие, где он работал, не может больше покрывать его пенсионную медицинскую страховку.
Этот живучий старикашка все еще напичкан идеями и мыслями Мао Цзэдуна и ворчит целыми днями. Поэтому он и совершил убийство. Гимнастика ли еще что-либо еще – это все отговорки. Он преследовал ее всюду, чтобы знать все про ее жизнь. А потом совершил преступление.
– Он ходил за ней месяцами, чтобы убить тем ранним утром?
– А что, этого не может быть? – сказал Почтенный Лян, становясь раздражительным из-за вопросов Юя.
– Позвольте мне, Почтенный Лян, сначала позвонить доктору Ся, спросить насчет отпечатков.
– Как скажете, товарищ следователь.
Позднее, сидя в одиночестве в отделении полиции, Юй отметил для себя, что это кажется невероятным.
Вся жизнь Ваня, или большая часть жизни, была продуктом совершенно другого общества. В шестидесятых и семидесятых годах китайские рабочие прославлялись до небес как мастера общества, созидатели истории. Такие люди, как Вань, откровенно совершали преступления под знаменем революции Мао, веря в то, что они приносят себя в жертву великой социалистической системе, которая многое обещала им, включая пособия, щедрую пенсию, полную медицинскую страховку и политическое признание, обещала, что они и на пенсии останутся мастерами и будут греться в теплых лучах солнца коммунистического Китая. Теперь эти уволенные рабочие обходятся без обещанной помощи, живут в нищете. Являясь «ведущим классом», они не получили ничего. В тяжелые времена они еле сводили концы с концами. Что еще хуже, разваливающиеся госпредприятия смогли сдержать только часть своих обещаний.
А для Ваня, который однажды стал членом популярной рабочей организации «Идеи Мао Цзэдуна» все происходящее должно было быть просто невыносимым.
Юй дозвонился до доктора Ся и попросил его перепроверить отпечатки, концентрируясь только на Ване.
Потом он позвонил на шанхайский железнодорожный вокзал. Он помнил о билетах в спальные вагоны. Информация, которую он получил, подтвердила его подозрения. Билеты в Шэньчжэнь быстро раскупались, особенно места в спальном вагоне. Новые предприниматели толпами устремлялись в специальную экономическую зону, чтобы поймать удачу. Обычно билеты начинают продавать за четырнадцать дней до отъезда. Билет Ваня датировался 18 февраля, что означало, что Вань, возможно, не мог сохранить его после 7 февраля, так как он заплатил спекулянту более крупную сумму.
Юй хотел обсудить это с Почтенным Ляном, но тот не вернулся в домком на обед.
Немного погодя позвонил секретарь парткома Ли. Он был очень доволен последним развитием событий, считая дело Инь бытовым убийством, без всякой политической подоплеки.
– Отличная работа, товарищ Юй, – еще раз повторил Ли по телефону.
– Такой конец слишком драматичный, слишком неожиданный, товарищ секретарь.
– Я не нахожу в этом ничего неожиданного, – сказал Ли, – Вы нажали на Ваня, и он сломался. «Когда под кастрюлей огня достаточно, свиная голова всегда сварится». Нет сомнений, что Вань убил Инь.
– Да, но мы давили на Цая, а не на Ваня.
– Вань пошел нам навстречу, – медленно сказал Ли, – потому что он не может допустить, чтобы невиновный человек был бы наказан вместо него.
– Есть некоторые нестыковки в утверждениях Ваня, товарищ секретарь. Мы не можем зависеть от так называемого признания, – возразил Юй. – По крайней мере, мне сначала нужно получить ответы на некоторые вопросы.
– Мы больше не можем позволить себе так долго ждать, товарищ следователь. На следующей неделе состоится пресс-конференция, в понедельник или
17
Чэнь закончил перевод проекта «Новый Мир» в черновике. Он удивлялся своей скорости, хотя работа была еще далека от завершения: ему потребуется еще много времени на корректировку и исправление перевода, прежде чем представить его Гу.
Сегодня должен быть удачный день для расследования. Чэнь не ожидал, что Вань явится с повинной, что выглядело внушительным и приемлемым выходом из положения.
Юй все еще был полон опасений, потому что Чэнь даже не попытался поделиться своими полусформировавшимися идеями. В конце концов, многие вещи, которые в ходе следствия фиксировались а затем публиковались, по-видимому, были непонятны остальным и могли быть известны только одному автору.
В конце восьмидесятых, когда Чэнь, известный в литературных кругах публикуемый поэт, внезапно начал переводить детективы, никто не знал, почему он делает это. Все началось с жареной пекинской утки, по крайней мере отчасти, по его мнению. Это утка стоила больше, чем было у него в кармане, в конце чудесного обеда с подругой, которая настолько любила поэзию, что выхватила у него счет своими изящными ручками. Это был для него унизительный урок. Но двумя годами позже, когда еще одна его подруга опубликовала о нем интервью в газете «Вэньхуэй дейли», она заявила, что он делает переводы, чтобы «расширить горизонт своего профессионального опыта».
Поэтому эти мистические аббревиатуры на страницах рукописи Яна в виде «кр» могли быть «курицей», как предполагал Чэнь. Разное написание текста Инь, замеченное Пэйцинь, могло быть еще одной тайной для пытливого ума. Чэнь не писал романы, но он догадывался, что романист не может сохранять длительное время такую же силу фантазии, как и в коротком стихе. Не было объяснений, как он мог написать примитивное стихотворение после очень приличного.
