интересах партии ничего об этом не говорить.
Чэнь понял, что в этом и заключалась истинная причина появления здесь секретаря Ли. Он будет руководить конференцией и поэтому должен быть уверен, что будет и что не будет сказано полицейскими по этому делу.
После ухода Ли Чэнь заметил на земле лепестки цветов. Как и Белое Облако, он не хотел осуждать Инь. Несмотря на заявление Бао, сказанное в свою защиту, и комментарии репортеров, с дальним журналистским прицелом, Чэнь видел Инь женщиной, оказавшейся в сложном положении.
Было правдой, что у Инь был денежный интерес в публикации сборника Яна. Однако, если быть честным, она, как редактор, вложила много сил в сборник. Труд во имя любви, в память о нем. Она еще могла зарабатывать деньги, давая частные уроки, как и другие учителя английского языка в девяностых годах. По последним данным, ей также приходилось выживать в этом быстроразвивающемся материалистическом обществе.
Также было правдой и то, что Инь хранила рукопись романа Яна в секрете от других и не была намерена делить Яна с Бао, несмотря на то что он был наследником по закону.
Так в чем же была сложность ситуации?
Двум возлюбленным было отказано в кусочке бумаги, называемом в годы культурной революции свидетельством о браке.
Что бы тогда случилось с рукописью, если бы Инь отдала ее Бао? Он и понятия не имел о ее содержании и ценности. Он постарался бы заработать денег, продав ее заинтересованному издателю, но никогда бы не добился успеха. Кончилось бы все это тем, что рукопись была бы конфискована органами общественной безопасности. Поэтому Инь хранила рукопись в секрете от Бао и от всех. Она, должно быть, ждала момента, подвел итог Чэнь. Потом, приехав в Гонконг, она вошла бы в контакт с литературным агентством, получила соглашение и забрала бы рукопись с собой в поездку в США.
Это также объясняло и то, что она арендовала банковскую ячейку. Она, должно быть, думала о некой маскировке. Ей приходилось быть осторожной. Органы могли верить слухам, ходившим вокруг ее поездки в Гонконг.
А что касается использования аванса, выданного американским издателем и скрепленного подписью, за роман Яна в качестве финансовой поддержки, то Чэнь не видел в этом ничего неправильного. Если бы роман был издан в США, Инь, оставшись в Китае, точно погрязла бы в политических дрязгах. Поэтому у нее не было выбора, кроме того, как ехать в США для публикации книги. Для нее это было важнее всего.
Чэнь более не хотел уличать ее в плагиате. Если она не могла опубликовать всю книгу Яна, то, по крайней мере, часть его текста предоставила бы читателям. Как писал Ян в своем известном стихотворении «Я и ты», процитированном в романе, они считали себя одним целым. И не было никакого смысла искать различия между ними.
В какой-то момент он решил, что это – трагичная любовная история, лишь она одна высвечивала темные моменты в жизни Инь и Яна. После смерти Яна Инь тщетно пыталась жить прошлой жизнью, она писала и работала над его рукописями, но в конце так и не достигла успеха.
Чэнь вытащил копию рукописи из кармана. Это была поэма, которая по какой-то причине не была включена в сборник Яна. Поэма называлась «Гамлет в Китае». В своем романе Ян стремился превзойти структуру повествования Пастернака, включив последовательные размышления о жизни, разрушенной в годы социалистической революции под руководством Мао. Чэнь удивлялся, когда же Ян написал «Гамлета в Китае». Судя по хронологии событий, он мог сочинить поэму во время культурной революции. Если это так, то появление романа может относиться к «периоду революционной массовой критики», когда Ян являлся черной мишенью с его «преступлениями», написанными на черной табличке, висящей у него на шее. Однако Ян представил текст в таком завуалированном виде, что читатель, незнакомый с жизненным опытом Яна, мог увидеть в нем совершенно иную интерпретацию. Такая объективная дистанция была необходима. Она напоминала Чэню другого великого поэта, представившего Гамлета на потерянной земле.
Даже сегодня Чэнь чувствовал связь с этой поэмой. Рано или поздно роль будет сыграна, какие бы значения или интерпретации ни были навязаны, вроде роли старшего следователя Чэня.
Удивительно, но рукопись романа не имела названия. Чэнь думал, что ее можно назвать «Доктор Живаго в Китае». В конце концов, способ, как опубликовать рукопись, он мог бы найти. Он дал себе слово сделать это, так как не видел конфликта со своей политической преданностью как члена партии. Ян, также как Борис Пастернак, страстно любил свою страну. Роман не был выпадом против Китая. Более того, он представлял собой решительные поиски идеалов честного интеллектуала-патриота в то время, когда все в его стране было перевернуто с ног на голову. Роман был написан с непревзойденной страстью и мастерски по технике. Китай должен бы был гордиться столь прекрасной литературной работой, выполненной в темный момент истории, заключил Чэнь.
Но он не хотел спешить, как, впрочем, и рисковать. Хотя рукопись была закончена уже давно, она все еще сохраняла свою силу. Первоклассная литература не зависит от течения времени. Не так уж важно, что рукопись лежала неизданной несколько лет.
Органы общественной безопасности все еще не могли угомониться. Они расспрашивали о том, как старший следователь и его напарник нашли рукопись. Он им просто ответил, что это был тяжелый труд следователя Юя, который выследил Бао, тот сознался, и потом они сразу отвели его вместе с рукописью в полицию. Пресс-конференция состоялась, как и планировалось, на следующий день. Они больше не могли откладывать.
Чэнь не сказал о том, что рукопись в течение двух часов была у него, и затем, прежде чем вернуться с ней в комнату Бао, он сделал копию в магазине, расположенном на углу. Его история выглядела правдоподобной, но органы общественной безопасности были с ним не в ладах, и ему приходилось быть осторожным.
Кроме того, ситуация в Китае все время менялась, поэтому сложно было представить, что будет с публикацией романа Яна через пять или десять лет.
– Старший следователь Чэнь. – К нему опять подошла в коридоре молодая медсестра.
– Ах да, как мама?
– У нее все в порядке, она все еще спит. Но после того как ее выпишут, вам нужно позаботиться о выборе ее питания.
– Хорошо, – сказал Чэнь.
– У нее все еще высокий уровень холестерина. Дорогие деликатесы на ее ночном столике могут плохо сказаться на ее здоровье.
– Я понял, – ответил Чэнь. – Кое-кто из моих друзей просто неисправим.
– Я рада, что у вашей матери такой успешный сын, у которого столько важных друзей.
– Лучше вы ей об этом скажите.
Когда он пошел к палате матери, то очень удивился, увидев Белое Облако, которая звонила по платному телефону. Она стояла к нему спиной, все в том же разноцветном шерстяном свитере, в котором впервые появилась у него в квартире. Она, должно быть, снова пришла проведать старую женщину.
Он помнил, что у нее был мобильный телефон, но было неудивительно, что она пользовалась таксофоном, возможно, деньги в конце месяца за пользование мобильной связью могли закончиться. Ему тоже приходилось пользоваться таксофоном.
Может быть, Гу дал ей мобильный телефон только на время работы? И теперь, когда работа закончилась, он заберет его? В любом случае это было не его дело.
Казалось, что она поглощена длинным разговором. Чэнь был в шаге от нее, когда услышал, как она назвала его имя. Отойдя на несколько шагов в сторону, он прислушался, его было не видно за белой колонной.
– Ох, этот старший следователь… это просто свинья… невероятно… такой весь занятой.
Он стоял и подслушивал, не двигаясь, за колонной и убеждал себя в том, что, прячась здесь, он может что-то больше узнать о Гу.
– По крайней мере, большие люди знают, чем надо заниматься с женщиной… Он был неприкасаемым работником. Он никогда не рискнет получить того, что хочет.
В том месте, где стоял Чэнь, он не мог различить всех ее слов. Он мог лишь предполагать, что она, вероятно, говорит о ком-либо другом, но он-то знал, что это не так.
