В итоге мне достанется собачья жизнь. Я потеряю тебя. Ведь ты меня любишь, потому что я не Меньшиков, не Бертон, а Эдгар Уиллинг. Собачья жизнь — плата за любовь?
Я держал ее за плечи, смотрел на нее. Она стояла в лунном свете. Ее глаза сияли.
Опьянение прошло. Я понял, что останусь тем, кем я был. Нет другого выбора. Я должен идти тем путем ради нашей любви. Я думал: «Если ты меня потеряешь, то, по крайней мере, сохранишь свою любовь ко мне. Ты будешь плакать, тосковать по мне, но ты никогда не будешь во мне разочарована».
Мы пересекли газон, сочный и зеленый, выглядевший теперь черным. Джейн держала меня за руку.
Когда мы ступили на дорожку, позади нас послышался шум чьих-то шагов. У Шмидта и Хантера длинные руки. Они меня не отпустят.
Рядом с дорожкой цветы плотно переплетались с кустами. В воздухе висел густой, опьяняющий аромат.
Я остановился.
— Ты не хочешь домой, Джейн?
— Домой, Эдгар? Разве у меня есть дом?
— У тебя он будет скоро. Ты не устала?
— А ты не устал, мой милый мальчик?
Наверное, я таким и был.
Как мало я спал в последнее время, часами лежал в постели, размышлял, думал о Джейн, о Бертоне, о Шмидте!
Под нашей обувью хрустела галька. За нами шли люди Бертона. Рядом со мной была Джейн. Ее рука, по-детски тонкая и твердая, но холодная, как у старухи, крепко держалась за мою.
— Я мечтаю упасть, Эд, и больше не встать. Пусть мимо меня проходит жизнь. Я не буду жить, но не буду и спать, только лежать и молчать в полном покое. Я устала, Эд, но я боюсь спать…
Наши туфли хрустели по гальке.
— Джейн, ты потеряла веру в самое себя. Это худшее, что только может быть. Собачья жизнь.
— Существует ли что-то другое?
— Существует. Мы будем искать.
— И найдем.
Я хотел приложить все силы, чтобы найти, потому что нельзя просто сидеть и ждать, когда начнется что-то новое, ведь тогда ничего никогда не начнется.
— И найдем, — торжественно, словно клятву, произнес я.
— Ты такой добрый, — сказала она. — Ты очень добрый.
— Я не добрый. Я тебя люблю.
Мы снова остановились.
— Не уходи, — прошептала она. — Не уходи никогда. Никогда.
— Никогда, — ответил я и наклонился к ней.
Ее губы были холодными. Я поцеловал их, чтобы они согрелись. В ее глазах медленно таял страх, веки опустились.
Мы сели в ее автомобиль. Нашему примеру последовал бертоновский конвой. Фары преследователей ощупывали нас — холодные, желтые и безжизненные.
Мы помчались по городу, пересекли площадь Линкольна. Затем в ночи забрезжила жуткая, фосфоресцирующая гигантская спираль «Шмидта и Хантера». Я затормозил перед главным входом.
Джейн смотрела на меня. Ее глаза застыли от страха.
— Я потерял часы, — сказал я. — Наверное, сломался браслет. Скорее всего под каштаном. Мне показалось, будто я слышал, как что-то упало в траву.
— Поезжай во двор, — попросила она. Она не спускала с меня глаз.
Я чувствовал себя подлецом и ненавидел самого себя за ложь, но сказал:
— Я хочу вернуться, это был подарок.
— Я поеду с тобой.
— Но, может быть, я их оставил наверху? Да, конечно, я их раньше снимал и клал на письменный стол. Можно быстро посмотреть. Пожалуйста, сделай это для меня!
Мне не пришло ничего лучшего в голову, кроме этой примитивной хитрости. Джейн повернулась к дверце. Она доверяла мне. У меня перехватило дыхание. Я клялся никогда ее не обманывать.
