— Ты, Роберт, сразу же наседаешь на человека. Для начала пообщаемся. Скажите, по какой системе вы воспитываете детей…
— Мы руководствуемся усовершенствованной системой Монтессори. Но обождите минутку, скрылось солнце, я пойду переоденусь.
Вскоре она вернулась в ярко-красном муслиновом платье, подчеркивавшем ее осиную талию.
— Главное внимание мы уделяем играм и дружбе, а также самоотверженности, — приятно улыбаясь, начала рассказывать юная воспитательница. — Интеллектуальный коэффициент и Коэффициент доброты нашего персонала не ниже 120. Что удается сделать из детей, пока они маленькие, — вот основа, определяющая дальнейшее развитие их личности. Они здесь индейцы, пожарные, летчики, таксисты, медсестры, охотники, поэты, мы же побуждаем их мечтать и развиваем их наклонности, способности в том направлении, какое они избирают для себя сами.
— А как вы устанавливаете Коэффициент доброты и Интеллектуальный коэффициент малышей? — спросил Роберт.
— Они с малого возраста решают математические головоломки, путаные задачки и учатся играть на миниатюрном органе, а также сочинять музыку. Мы растим моцартов. В музыке они не уступают маленькому Моцарту, потому что этому уделяется очень большое внимание. Детей не бьем. Музыка и математика — на этих двух слонах повышаем Интеллектуальный коэффициент. Поступая в школу, они уже обладают каждый своим уровнем Интеллектуального коэффициента, поэтому попадают в специальные классы, где их способности развиваются дальше. Ребенок, лишенный слуха, все равно создает музыку, учится импровизировать, а это впоследствии оказывается очень полезным. Коэффициент доброты развивается специальными сказками и фильмами, его устанавливают наблюдением. Так мы уже знаем, что посоветовать родителям. Государство выделяет большие средства на воспитание детей, и мы уверены, что это себя оправдает. Работа наша тяжелая, и ее выполняют только люди, имеющие призвание.
— А вы бы не хотели вступить в Орден любви к ближнему и выполнять такую же работу за пределами Нобля с детьми бедняков? — спросила Мари- Луиза.
— Нет. Конечно, нет, — сказала девушка. — В том же Нобле хватает абсурда, а за границей его еще больше. На прошлой неделе в полдень на самой оживленной улице Нобля потерял сознание человек средних лет. Когда его отвезли в больницу, принявшая пациента медсестра в кармане пиджака среди документов нашла отпечатанную на машинке карточку: «Нет, это не аппендицит! Его мне оперировали уже четыре раза!»
— Прекрасно! — хлопнула в ладоши Мари-Луиза. — И поэтому вы не хотите выезжать за пределы Идеального государства?
— Не хочу. Абсурда и здесь хватает. А в других местах еще ужаснее. Так какого человека вы ищете?
— Лысого толстяка, девочка, — ответил Роберт.
— А сколько ему лет?
— Около пятидесяти.
— Нет. Таких отцов у нас нет. В Нобле размножаются в молодости.
— Вы, наверное, тоже мечтаете о семейном очаге и младенчике? — спросила Мари-Луиза.
— Нет. Скажу вам прямо: у меня были большие потрясения, и жизнь повернула в новое русло.
— Как? — удивился Роберт. — И у вас в жизни был взрыв?
— Отец, которого я очень любила, заболел раком легких. Я каждый день навещала его в больнице, а мой жених работал коммивояжером, все время в разъездах, занят и навестил отца лишь несколько раз. Да и не очень хотел, я уверена. После похорон, когда я была в кошмарном состоянии, он сразу уехал по коммерческим делам. Этого я не могла простить, и мы разошлись навсегда. Он оказался не тем человеком, на которого можно опереться в несчастье. Смерть — самое страшное из всего, что нас окружает, и мы всегда должны быть готовы помочь друг другу встретить этот неизбежный ужас. Если нет сочувствия и самопожертвования во имя ближнего — жизнь тогда невыносимо тяжела.
— Вы правы, — сказала Мари-Луиза. — Мне рассказывали такой эпизод из жизни матери Терезы. Однажды принесли умирающего. Когда с него содрали лохмотья, оказалось, что он весь — сплошная рана… Из язв выползали червяки. Мать Тереза склонилась над ним и стала заботливо очищать тампонами, утешая его по-бенгальски. Христианское милосердие должно быть присуще нам всем, раз мы боремся за Коэффициент доброты, правда?
— Что из того, что моего жениха за это выгнали из государства Нобль. Я не верю, что он исправится.
— Вы найдете другого, достойного себя, — сказала Мари-Луиза.
— Отец умер в мое отсутствие. Лопнула вена или артерия в легких, и он умер, захлебнувшись кровью. Меня мучает совесть, что я не напутствовала умирающего отца, и я хожу в ту раковую больницу навещать его товарищей по палате… Я даже стала ухаживать за одним мужчиной, который тоже болеет раком легких и близко сошелся с моим отцом. Я захожу в эту больницу почти ежедневно. Тот мужчина, наверное, думает, что я к нему неравнодушна, но это не так. Просто мне кажется, что приятно чувствовать чью-то заботу, когда тебе тяжело. Легче умирать, зная, что ты любим, что тебе сочувствуют и за тобой ухаживают… Когда его отпускают в город, мы ходим на концерты, развлекаемся. С ним будет не так, как с моим отцом. Я буду рядом до последней минуты, если только его жена не выцарапает мне глаза.
— Что ж, — сказал Роберт, — мы с вами прощаемся и желаем вам успехов. Жизнь — нелегкая ноша, если ты справедлив и стараешься быть добрым.
Немного отойдя, они обернулись и вместо девушки увидели, как солнце разворачивает жернова облаков… То есть они видели облачное небо, накрытый скатертью стол, на нем стакан с остатками выпитого коктейля и коробка от сигар. Вдали, в заливе, виднелись яхты и фрагмент порта: баржи,
