декорацией есть терраса и ряд окон. Если двое находятся в кабинете, то одному очень просто вылезти в окно, выбежать на террасу... Помните, Алекс слышал поспешные шаги... Войти в боковую дверь, убить Гульдбрандсена и вернуться обратно. В это время человек, оставшийся в кабинете, говорит за себя и имитирует голос другого, чтобы все были уверены, что в кабинете их двое. И они в самом деле были вдвоем, с интервалом в две минуты.
Кэрри вздохнул свободнее. Он снова обрел дар речи.
— Так вы думаете, что это Эдгар Лаусон пробежал через террасу и убил Гульдбрандсена? И вы думаете, что это он старался отравить миссис Серокольд?
— Видите ли, инспектор, никто не хотел отравить миссис Серокольд. Это все неправда. Кто-то не очень ловко хотел воспользоваться этими ревматическими болями, которыми страдает миссис Серокольд. Эти боли имеют нечто общее с симптомами отравления мышьяком. Это старый фокус, который заставляет вас брать определенную карту... Очень просто налить несколько капель яду в бутылочку с лекарством и прибавить несколько строк к письму, напечатанному на машинке. И самая невероятная причина, по которой приехал мистер Гульдбрандсен,— это заняться делами заведения. Денежный вопрос. Предположите, что дело идет об обороте средств... Об обороте очень важном. Вы видите, куда это нас ведет? Мы должны думать только об одном человеке...
— Левис Серокольд?
— Левис Серокольд.
Фрагмент из письма Джины Худ к ее' тетке Рут Ван Рейдок: «...Понимаете, дорогая тетя, это был настоящий кошмар, особенно к концу. Я уже писала об этом смешном человеке Эдгаре Лаусоне. Он всегда напоминал мне зайца... Когда инспектор начал задавать ему стеснительные вопросы, он потерял хладнокровие и бежал как заяц. Именно так: потерял хладнокровие и бежал, как я вам говорю. Он выпрыгнул в окно и побежал вокруг дома. П аллее его хотел задержать один полицейский агент, но он его обошел и направился к озеру. Он прыгнул на плот, который совсем прогнил и готов был развалиться на куски, и, гребя веслами, отошел от берега. Это было безумие, но, как я вам уже говорила, он был всего лишь перепуганным зайцем. Тогда Левис закричал: «Плот гнилой!» — и со всех ног бросился к озеру. Плот развалился, Эдгар барахтался в воде, он не умел плавать. Левис бросился в воду и поплыл к нему. Он бы мог доплыть до него, но оба были в большой опасности в глубокой воде из-за камышей. Один из полицейских вошел в камыши и хотел подтащить их к берегу на веревке. Тетя Мильдрид начала глупо кричать: «Они утонут! Они оба утонут!..» А бабушка просто сказала: «Да». Я не могу вам передать, каким тоном было произнесено это единственное слово. Казалось, что шпага пронзила мое сердце. Потом их вытащили и пытались привести в чувство. Но искусственное дыхание не помогло. Тогда подошел инспектор и сказал бабушке: «Я боюсь, миссис Серокольд, что больше нет надежды». Бабушка очень спокойно сказала: «Спасибо, инспектор». И посмотрела на всех нас. Я очень хотела быть чем-нибудь полезной, но не знала, что делать. Джули, серьезная, как всегда, готова была позаботиться о бабушке. Стефан протянул ей руку. Старая мисс Марпл была грустна, было видно, что она устала. Вилли казался потрясенным. Мы все очень любим бабушку, и все хотели ей помочь. Но бабушка только сказала: «Мильдрид!», а тетя Мильдрид ответила: «Мать!» И они вместе вернулись в дом. Бабушка казалась такой маленькой и хрупкой! Тетя Мильдрид держала ее под руку. До этого я не понимала, что они нежно друг друга любят. Это не слишком было заметно».
Джина остановилась, покусала ручку и снова стала писать:
«Вилли собирается вернуться в Соединенные Штаты возможно скорее...»
Мисс Марпл с задумчивым видом смотрела на двух людей, находящихся с ней в комнате: Керри-Луизу, более худую и хрупкую, чем обычно, поражающе равнодушную, и на старого доктора Галбрайта, епископа из Крамера, седые волосы которого обрамляли ласковое и приятное лицо. Епископ взял в свою руку руку Керри-Луизы.
— Это большое горе для вас, дорогое дитя, вы им потрясены, я понимаю.
— Это большое горе, но я не потрясена,— она повернулась к мисс Марпл.— Что тебе помогло разгадать правду, Джейн?
— По правде говоря, ты — Керри-Луиза,— ответила мисс Марпл, и казалось, что она просит прощения у своей подруги.— С тех пор как я поняла, что все ошибаются, считая, что ты живешь не в реальном мире, я стала подозревать правду. У тебя никогда не было иллюзий, как у большинства из нас. Как только я это поняла, я подумала, что твои чувства должны вести меня за собой. Ты была уверена, что никто не пытается тебя отравить, ты не могла в это поверить, и ты была права — это было неправдой. Ты никогда не верила, что Эдгар может причинить зло Левису... И в этом ты опять была права: он никогда бы не причинил ему зла. Ты была уверена, что Джина любит только своего мужа, и это было абсолютной правдой. Если я должна была следовать твоим взглядам, то все, что казалось правдой, было только иллюзией. И все эти иллюзии были созданы очень тщательно... Именно так действуют фокусники, чтобы обмануть публику. Мы были публикой. Алекс Рестарик почувствовал правду прежде меня, потому что у него был случай увидеть вещи под другим углом. Он увидел их снаружи. Он был в парке с инспектором и смотрел на дом. Он понял значение окон и вспомнил, что кто-то бежал в тумане. Затем хронометраж пробега полицейского агента подтвердил, что надо намного меньше времени, чем представлялось, для того чтобы выполнить некоторые вещи.
