Все это длилось не более десяти секунд. Казалось, несчастье было неминуемым, но, слава богу, все кончилось благополучно, и Бруно нисколько не пострадал.
— Мне очень жаль, синьора,— сказал я хриплым голосом.
— О, простите, это же была моя ошибка,— сказала сестра Флеминг.— Со мной это случилось впервые.
Глаза Бруно улыбнулись мне.
— Вам следовало быть осторожней, сестра,— сказал доктор Пирелли сердито.— Если бы не ловкость этого человека...
— Я же сказала вам, что он ловок,—вмешалась Лаура.
Она была белее снега. Только губы, как всегда, ярко алели.
Пошатываясь от волнения, я вышел на веранду и вытер пот со лба. Ноги у меня дрожали. Доктор Пирелли последовал за мной.
— Чуть было не произошло несчастье,— сказал он взволнованным голосом.— Но вы очень ловко предотвратили его. Спасибо вам.
Я ничего не ответил, потому что боялся, что мой голос выдаст меня.
— Проводите меня до машины,— сказал доктор Пирелли и направился вперед по тропинке, ведущей к воротам.
Все еще дрожа от пережитого страха, я последовал за ним.
— Вы американец? — спросил Пирелли, подходя к машине.
Я понимал всю опасность этого вопроса. Если он захочет взглянуть на мой паспорт и мне придется признаться, что его нет, то он может сообщить обо мне в полицию.
— Не совсем, доктор. Мой отец был американским офицером, а мать — легкомысленной итальянкой. По ее желанию я ношу фамилию отца.
Мне показалось, что ответ вполне удовлетворил его, и он спросил:
— Вас наняла сестра Флеминг?
— Нет, синьора Фанчини.
Его лицо застыло.
— Сестра Флеминг рассказывала мне, что вы читали вслух синьору Фанчини.
— Да, но она отчитала меня за это, хотя у меня создалось впечатление, что синьору Фанчини понравилось разнообразие, внесенное в обычный распорядок.
— Больше она не будет вам мешать,— едко сказал он.— Я разрешаю вам поговорить днем с синьором Бруно, когда вы не будете заняты работой. Он показался мне сегодня гораздо веселее.
— О, я с удовольствием сделаю все, что будет в моих силах.
— Как вам пришло в голову прочитать ему именно Вазари?
— Я пишу книгу об итальянских соборах. Благодаря моей теперешней должности мне не нужно заботиться о хлебе насущном, и я смогу спокойно закончить свою книгу. Я рассказал о ней синьору Фанчини, и он, кажется, заинтересовался.
— Разумеется, заинтересовался. Ведь он искусствовед, и ему приходилось наблюдать за реставрацией бесценных фресок.
— Можно надеяться, что он выздоровеет?
Доктор Пирелли покачал головой.
— К сожалению, он останется парализованным до конца жизни, но сможет научиться говорить. Его немота вызвана шоком. Если же он снова обретет интерес к жизни и захочет заговорить, то он обязательно заговорит. Возможно, таким толчком послужит новый шок.
— Это означает, что врачебное вмешательство тут не поможет?
— Нет, но если он очень захочет, то сам и поможет себе.
— Ему это известно?
— Нет еще. И никому не известно. Поэтому я просил бы и вас до поры до времени молчать об этом. Еще слишком рано. Сначала ему необходимо избавиться от депрессии и укрепить общее состояние, а потом можно будет попробовать. Мне кажется, что вы можете помочь во многом. Поэтому я и поделился с вами. С тех пор как вы появились здесь, мне показалось, что Бруно стал гораздо веселее и жизнерадостней. Конечно, свою роль здесь сыграла и телеграмма о приезде дочери — Пирелли положил докторскую сумку в машину и спросил: — Вы живете здесь?
— Нет, я снимаю комнату в деревне.
Казалось, он испытал облегчение, узнав об этом.
— Я приеду в следующий вторник и надеюсь констатировать, что у моего пациента наступит дальнейшее улучшение.
Я смотрел вслед его удаляющейся машине.
Я упаковывал вещи, когда щелкнул замок и вошла Лаура. Она была бледна, и под глазами у нее выделялись темные круги.
— Я увидела свет и решила зайти к тебе, Дэвид.
