самой его головой и впилась в стену.
Когда мужчина бросился вперед, Элис непроизвольно подставила ему подножку, и тот со всего маху распластался на полу. Она стояла над ним и смотрела на него сверху вниз с широко открытым ртом.
Доулиш одобрил:
— Мы не можем позволить ему действовать таким жестоким образом, верно, Элис? — Заломив мужчине правую руку, он поднял его на ноги и повел в гостиную.
Он был совершенно уверен, что это тот самый человек, который в «Литтоне» напал на него и чуть раньше — на Кореса.
— Не вздумайте, не вздумайте играть со мной злых шуток, — угрожающе произнес мужчина, — не то познаете самое худшее!
Глава 9
О’Флинн
Доулиш улыбнулся, но это была улыбка, которую не доводилось видеть ни Фелисити, ни Триветту. Она не затронула его глаз, а линия рта была жесткой, как струна.
Маленький мужчина облизнул губы, словно что-то в лице Доулиша очень напугало его. Он был одет так же, как тот мужчина, который убежал от Доулиша в гостинице.
— У меня против вас слишком много чего есть, — как-то не очень уверенно пробормотал он.
— Да, слишком много, — согласился Доулиш. Вспышка гнева охватила его, но он попытался справиться с собой.
Мужчина съежился в комочек, прямо-таки слился с креслом, губы у него разъехались, лицо его, на котором трудно было обнаружить хоть какие-то симпатичные черточки, выражало глубокий страх.
Лицо у него было круглое и бледное, как тусклый лунный диск, с маленькими черными глазками и крупными, почти бескровными губами.
— Если Корее умрет, — сказал Доулиш, — я сдам тебя в Скотленд-Ярд. Это единственное, что могу для тебя сделать. Зачем ты полоснул его по горлу?
— Я… я… я не хотел,..
— Хватит лапшу на уши вешать, — свирепо рявкнул Доулиш. — Выкладывай, как все было на самом деле.
Мужчина пробормотал:
— Я обыскивал комнату, понимаешь, комнату Фернандеса, и вдруг откуда-то взялся этот парень. Или он, или я, понимаешь? — Он почти задыхался от страха.
— Но он же, в отличие от тебя, был без ножа.
— Да пойми ты — или он, или я!
— Кто ты такой, как тебя зовут?
— Я… Я Мики О’Флинн. — Это вырвалось у него как-то непроизвольно и потому было похоже на правду. — Я берусь за всякое, подряжаюсь на любую работу.
— Взлом, кража, грабеж, разбой, что еще?
Мужчина, назвавший себя О’Флинном, облизнул губу.
Наступила короткая пауза. Возможно, от того, что лицо у Доулиша не было теперь столь грозно пугающим, в голосе его прорезались нотки былой уверенности, казалось, он воспрял духом.
— Вам легко говорить, — чуть ли не с вызовом глумливо ухмыльнулся он.
Доулиш пристально посмотрел на плененного. Гнев его улетучился. Ему показалось, что он догадывается, что именно заставило О’Флинна выказать вдруг такую самоуверенность. Он слабо улыбнулся, точно услышал нечто забавное: да и вряд ли этого О’Флинна можно было осуждать за незнание того, что в действительности в такую минуту Доулиш куда более опасен, чем когда он выглядит свирепым.
— Почему мне легко говорить? — едва ли не ласково спросил Доулиш.
— А потому что ты дешевый святоша, гнида, нутром не лучше, чем самый худший из нас, а живешь как барин.
— Красиво говоришь. От кого набрался?
— Брось, — оборвал его О’Флинн, которою явно ввело в заблуждение спокойствие Доулиша. — Думаешь, я совсем профан? От тебя и таких, как ты, меня с души воротит. Вы никогда и ничем не рискуете, это вы оставляете мне и таким простачкам, как я, а капусту рубите сами, тут вы мастаки. Почему…
