Доулиш понимал: самое ужасное для Фелисити — то, что против него было слишком много косвенных улик.
Если он в ближайшее время отправится в Испанию, не будет ли это выглядеть попыткой скрыться?
Где сейчас Мепита — в Англии или в Испании? И вообще — жива ли она?
Зазвонил телефон.
Доулиш рванулся к трубке, а Фелисити — к параллельному аппарату. Доулиш поднял трубку так, словно от этого зависела вся его судьба.
— Это Патрик Доулиш, — произнес он.
— О, мистер Доулиш, даем Барселону, у аппарата мистер Джереми.
— Благослови вас Господь, — выдохнул Доулиш.
— Алло, Барселона на проводе, — сказала телефонистка, и в голосе ее послышался легкий упрек.
— Тим! — заорал Доулиш. — Хочешь поработать?
— Хочу ли поработать? — послышался слабый голос Тима. — Похоже, я ослышался?
Однако в его голосе прозвучали нотки, которые Доулиш распознал безошибочно. Тим понимал, что означало для них обоих слово «работа». Доулиш представлял себе его лицо — худое, чисто выбритое, видел блеск в его серых глазах: Тим прекрасно понимал, какого именно рода «работа» ему предстоит, и это предчувствие его радовало.
— Карандаш под рукой? — спросил Доулиш.
— Конечно, милорд!
— Я продиктую по буквам имена, — Доулиш продиктовал имена Фернандеса и Мепиты и добавил: — Возможно, она называет себя миссис Доулиш. — Затем он продиктовал адрес на Авениде де ла Република. — Для начала, — пояснил Доулиш, — я хочу, чтобы ты просто удостоверился, находится ли кто-то из них или они оба в Барселоне. Только будь осторожен, это опасная игра.
Слышно было, как Тим усмехнулся:
— Пребывай в мире. Позвоню тебе, как только выясню что-нибудь определенное. А что еще?
— Нет, я…
— Тим, — прокричала Фелисити в параллельный аппарат.
— Боже мой! — воскликнул Тим Джереми. — Готов поклясться, что слышу женский голос. Только не говори, что твой телефон прослушивается.
— Тим! — Фелисити спешила. — Пату грозят большие неприятности! Он забыл сказать тебе, что кто-то воспользовался его именем, и он хочет, чтобы ты выяснил, есть ли там, в Испании, кто-то, кто носит его имя и похож на него внешне. Я имею в виду…
— О, не уточняй, — серьезно произнес Тим Джереми. — В конце концов, в Испании живут всего лишь тридцать миллионов человек или около того, так что найти еще одного Пата — проще простого, хотя я считаю, что и одного больше чем достаточно. Гм… Пат, Фелисити правду говорит?
— Слушай, Тим… — и Доулиш быстро пересказал ему суть дела. — Вся эта история связана с очень большими деньгами!
— Доверяю твоему финансовому чутью, — ответил Тим. — Ладно. Я все понял. Положись на дядюшку Тима. Пока.
Разговор был окончен.
Доулиш положил трубку. Фелисити подошла к нему. Он видел, насколько серьезно ее лицо, видел, что она хочет сказать ему что-то.
— Я больше не могу держать это при себе, — крикнула она. — Не могу! Ты сумасшедший, если доверяешь Сепу Ли. Он почти наверняка сам выпустил О’Флинна и…
— Ладно, ладно, — произнес Доулиш с уверенностью и спокойствием большими, чем чувствовал на самом деле. — Все, что связано с человеческим фактором, достаточно опасно, но, к сожалению, замены я пока не придумал. Помни, он напал на след. И у него сейчас испытательный срок.
Это сообщение ни в малейшей степени не удовлетворило Фелисити. Доулиш решил пойти в магазин, где и провел весь вечер — приводил в порядок дела, так, чтобы можно было уехать на недельку-другую. Затем вернулся домой. Фелисити прекрасно поняла, чем он занимался весь вечер, и нельзя сказать, чтобы она все это с большим энтузиазмом одобрила. Но Доулиш понимал ее и не мог осуждать за это.
Войдя в спальню, он увидел, что Фелисити внимательно разглядывает фотографию Мепиты Фернандес. Он видел, что жена искренно беспокоится о девушке.
В половине девятого раздался телефонный звонок.
Доулиш поднял трубку и тотчас же понял, что беда подступила еще ближе.
— Пат, — это был голос Триветта, и голос весьма мрачный. — Мне нужно поговорить с тобой. Конфиденциально. Встретимся на станции метро «Майл-энд-роуд», через час. Хорошо?
— Я приду, — медленно произнес Доулиш.
Голос Триветта Доулишу не понравился. Голос был слишком серьезным, что и само по себе могло внушать опасения, а в связи со всеми обстоятельствами серьезность эта была просто пугающей. Зачем понадобилась тайная встреча? Что он должен был сообщить такое, чего нельзя сказать в присутствии других? И почему, по крайней мере, он не мог встретиться с Доулишем открыто?
