– Есть какие-нибудь соображения относительно того, чем ее можно было шантажировать?
– Никаких.
– Узнай, и мы выйдем на того, кто этим занимается, – сказал Роджер сухо. – Она платила?
– Да. Десять фунтов в месяц.
– Я бы не назвал это такой уж большой суммой.
– Для нее это приличные деньги.
– Каким образом происходили расчеты?
– Банкнотами – из уцелевших бумаг создается впечатление, что она виделась с шантажистом каждую неделю. Она записывала в дневнике: "Видела его сегодня" или "Думаю, сегодня он позвонит".
Коннолли помолчал, потом продолжал:
– Я еще не разговаривал с доктором Киттом. Может быть, ты сам скажешь ему? Я слишком хорошо знаю беднягу.
– Хорошо, – пообещал Роджер, – скажу. Ты хочешь, чтобы я сделал это сегодня?
– Пусть спокойно проведет ночь, но если ты считаешь, что это необходимо сделать немедленно...
– Я встречусь с ним утром, – еще раз пообещал Роджер, – и заставлю ребят в лаборатории проверить каждую страницу, чтобы у нас была полная картина. Может быть, это объяснит причину нападения.
– Каким же образом? – спросил Коннолли.
– Если она не хотела платить, отказывалась, шантажист мог пойти и на такой шаг: когда она оправится, она предпочтет исправно платить деньги, лишь бы такое не повторилось, – вслух размышлял Роджер. – Во всяком случае, это возможный мотив.
– Самое ужасное, что я сейчас понял: миссис Китт мог шантажировать любой, – сказал Коннолли, в его голосе слышалось недоумение. – Мне следовало бы принять меры, она же живет у всех на виду, ее жизнь как открытая книга!
– Какая фраза! Как бы то ни было, это зацепка, и мы сумеем ею воспользоваться.
– О'кей, Красавчик, – пробурчал Коннолли, – можешь возвращаться в лоно семьи. Пока.
Он повесил трубку.
А Роджер вернулся к бекону, яйцам и колбаскам. Он был так занят своими мыслями, что прикончил ужин автоматически, запивая его светлым баночным пивом.
Пора бы уже было привыкнуть, и, в общем-то, он привык к тому, что неожиданностям и тайнам в жизни людей нет конца. Как часто человек с безукоризненной репутацией и жизнью у всех на виду имел за собой такие грехи, что волосы вставали дыбом. В каждом семейном шкафу по скелету!
Было почти восемь, когда он закончил ужин. Он подумал, что Джексон, похоже, крайне пунктуален. Не имело смысла гадать о цели визита. Столь же бессмысленно пока анализировать странное совпадение: почему оказалась фамилия миссис Брей в той газете, которую он нашел в Лайгейте?
В вечерних газетах были короткие сообщения о Четуорте и захватывающие дух репортажи о нападении на миссис Китт. В трех газетах приводились похищенные суммы – именно суммы, поскольку одно издание утверждало, что речь идет о двадцати пяти фунтах, другое настаивало на сорока пяти, а самое оптимистичное называло девяносто пять фунтов. Интересно: ведь всем газетчикам давалась одна и та же информация!
Снова зазвонил телефон.
– Я все-таки проведу эту чертову штуковину сюда. Пусть это будет последним делом в моей жизни, но – клянусь! – пообещал сам себе Роджер и снова пошел в комнату.
– Слушаю, – сказал он, глядя в незанавешенное окно, – Роджер Уэст слушает.
– Я звоню по просьбе мистера Чарлза Джексона, – сказал неуверенный женский голос, – это... это говорит его жена.
Она замолчала, словно не зная, как продолжать, потом произнесла скороговоркой:
– Не могли бы вы приехать к нам домой? Произошел несчастный случай, и хотя он в состоянии и сам к вам приехать, ему не следует этого делать.
– Конечно же, я сейчас выезжаю, – тут же согласился Роджер. – По крайней мере, хоть глотну свежего воздуха по дороге. Диктуйте адрес...
Глава 8
Совпадение
Джексон сидел в большом мягком кресле, ноги покоились на пуфике, на столике стоял стакан виски с содовой. На Джексоне был темно-красный халат и шлепанцы, под халатом светлая рубашка с широким воротом. Мрачный взгляд, на носу свежая царапина, на лбу – пластырь. Сильно разбитые костяшки правой руки. В остальном же он выглядел нормально. Его жена проявляла излишнее рвение и все подсовывала Джексону какие-то таблетки. Но Джексону, казалось, нравилось играть роль смертельно больного, и он благосклонно принимал ее ухаживание.
Его жена – она показалась Роджеру очень молоденькой, почти девочкой – представляла собой одну из тех редких красавиц, которых не портят
