– Не знаете, кто?
– Он не сказал. Просто повесил трубку и заявил, что ему надо с кем-то встретиться. Должно быть, машина поджидала его.
– Да. Чтобы убить.
– Это ужасно, – сказала Джун, – а Питер... – она не закончила фразу.
– Хотел покончить с собой, не так ли? – сухо заметил Роджер.
Она не ответила и лишь ускорила шаг. Они прошли в комнату, расположенную напротив той, в которой избили миссис Китт. Джун включила свет. Пай уложил Уэйта на старомодную кушетку: комната выглядела так, словно ее обставили шестьдесят лет назад и с тех пор сюда не входили.
Уэйт начал подавать признаки жизни.
– Может, дать ему глоток виски, сэр? – Пай похлопал себя по боковому карману.
– Не надо, пусть придет в себя без посторонней помощи, – посоветовал Роджер. – Разве с ними не было еще двух человек?
– Так точно, сэр, были, – сказал Пай, – но они получили сообщение из Скотленд-Ярда и поехали назад. Из участка сюда послали еще двоих полицейских, а я сказал, что пока они не приехали, справлюсь один.
– Вы вели себя молодцом, Пай. Чувствуете себя нормально?
– Так точно, сэр.
– Не ушиблись?
– Немного поцарапал руку да ударил колено, сэр.
– Что ж, если необходимо, сделайте перевязку и встаньте у входной двери. Я хочу, чтобы какое-то время меня никто не беспокоил, понятно?
– Так точно, сэр.
Пай вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Джун Эйкерс стояла у изголовья кушетки – она долго смотрела на Уэйта, потом положила ладонь ему на лоб и взглянула на Роджера. В ее глазах появилась какая-то растерянность, словно события этой ночи в конце концов сломили и ее. Казалось, у нее разболелась голова.
– Что произошло, когда вы приехали сюда? – неожиданно спросил Роджер.
– В общем-то, ничего особенного, – ответила она невыразительным тоном. – Питер был смертельно расстроен. Он уже давно живет на одних нервах – я прекрасно знаю, что питается он кое-как, потому что почти все свои деньги вкладывает в кампанию. Вряд ли вы представляете, что значит для него потеря всего того, над чем он работал полжизни, каким шоком был для него этот пожар. Уничтожено все. Все, – она произнесла это слово почти с той же интонацией, что и Уэйт, когда он стоял на пороге своей квартиры и смотрел на царивший в ней хаос.
– Что вы имеете в виду, когда говорите "все"? – спросил Роджер.
– Пожалуйста, не задавайте бессмысленных вопросов, – сказала она. – Все, над чем он работал десять лет.
– Кампания за безопасность на дорогах?
– Ну конечно, что же еще?
– Именно это меня и интересует, – сухо заметил Роджер. – Незадолго до того, как вы за ним заехали, он сказал мне, что дошел до критической точки и готов бросить эту кампанию. Он прекрасно понимал, что большинство тех, кто ему помогает, потеряли энтузиазм и желание работать. Почему же утрата нескольких имен и адресов людей, которых уже ничто не интересует, так повлияла на него?
– Он ни за что не бросил бы свое дело, – медленно произнесла она, – а шок...
– Думаете, это просто шок? – жестко спросил Роджер. – Что еще было в бюро-сейфе?
Она не ответила.
Но она глубоко вздохнула – очевидно, вопрос одновременно и уязвил ее, и потряс. Она посмотрела на Уэйта: его веки чуть вздрагивали, руки начали шевелиться.
– Ну и что же там было? – резко спросил Роджер. Она не смотрела в его сторону и не отвечала на вопрос.
Но Роджер понял, что она знает. Она стояла перед ним, высокая и стройная, с ясными, несмотря на выступившие слезы, глазами – в ней чувствовались гордость и нравственная чистота, которые невозможно было бы имитировать.
– Что?.. – начал было Роджер, но девушка перебила его.
– Не надо его тревожить...
– Я хочу знать, что он скажет, – твердо сказал Роджер. – Уэйт, послушайте меня.
При звуке его голоса Уэйт испуганно открыл глаза. – Уэйт, что еще было в том бюро?
– Почему вы не позволили мне умереть? – слабым голосом произнес Уэйт.
– Что еще было в том бюро?
Его глаза расширились, он плотно сжал губы, словно почувствовал новую опасность. Девушка схватила Роджера за плечо:
– Вы не имеете права пытать его!
