Второе уточнение
Следуя за Бадеа через город, я отнюдь не чувствовала себя огорченной. Мелкие неудобства были пустяком по сравнению с тем, что я, как мне представлялось, успешно прошла первое испытание. Я преодолела все препоны, устроенные мне как Костасом, так и Бадеа, и скоро я окажусь среди народа, который уже казался мне знакомым. Да, я буду чужой среди них, однако я всю жизнь до нынешнего дня провела в роли чужестранки и не боялась этого. Ничего другого я пока тоже не боялась.
Бадеа шла быстро, куда более размашистым шагом, чем я привыкла, размахивая руками. Я была выше ростом, но мне приходилось семенить, чтобы угнаться за ней. Эспериганцы смотрели на нее, когда она проходила мимо, потом переводили взгляд на меня, и взгляды их были явно враждебными.
— Мы могли бы взять такси, — предложила я. Мимо проезжало достаточно много свободных такси. — У меня есть деньги.
— Нет, — отрезала она, с отвращением проводив взглядом одно из этих транспортных средств, и мы пошли дальше пешком.
После Мелиды, во время моего путешествия во тьме, мои доверенные лица опубликовали мою диссертацию о ханаанском движении. Это было сделано вопреки моей воле. Я никогда не пользовалась вырученными за это деньгами, и они продолжали копится. Мне не хочется тратить эти деньги на какое-либо дело, которое я считаю достаточно достойным, чтобы его поддерживать, так что деньги эти достанутся моей семье, когда меня не станет. Думаю, мои племянники будут им рады, а неловкость к тому времени минует, и это лучшее, на что можно рассчитывать в такой ситуации.
В этой книге много неточностей, а еще больше — вопиющих заблуждений. Таковы, в частности, любые мнения и аналитические рассуждения, изложенные там, помимо скудного набора точных фактов, которые мне удалось скопить за шесть лет исследований, во время которых я была чересчур исполнена энтузиазма. Вот то немногое, что можно считать верным: ханаанское движение является ответвлением охранительной философии. Но в то время как приверженцы традиционного направления этой философии стремятся ограничить человечество заселением планет, на которых нет жизни, а на всех остальных планетах — замкнутыми анклавами, ханаанская ветвь стремилась изменять себя самих параллельно с изменением новых планет, которые они заселяют, встречаясь, таким образом, на полпути.
Этой философии нельзя отказать в определенной практичности: генная инженерия и модификация тела были и остаются куда дешевле терраформирования, — однако наш вид отличается нетерпимостью и склонностью к насилию, а ничто не провоцирует погромы сильнее, чем соседство с существами, которые похожи на пас и в то же время достаточно близки к нам. В результате на данный момент мелидяне являются последней выжившей колонией ханаанцев.
Они прибыли на Мелиду и заселили более обширный из двух ее континентов около восьмисот лет тому назад. Эспериганцы при били туда двести лет спустя — они спасались от эпидемий, бушевавших на Новой Виктории, — и заселили меньший континент. В течение первых пятисот лет эти две группы практически не контактировали между собой: это мы, граждане Конфедерации, привыкли мыслить в масштабах планет и солнечных систем, и нам кажется, что только космическое путешествие может быть долгим, но на самом деле враждебный континент — достаточно большое препятствие для маленькой группы пришельцев, пытающихся выжить. Однако обе группы населения процветали, каждая — в соответствии со своими собственными представлениями о процветании, и к тому времени, как я прибыла на планету, половина ее светилась по ночам миллионами огней, а половина была погружена в первобытный мрак.
В своей диссертации я описывала последующий конфликт как естественный, и это справедливо, если предположить, что убийства и грабежи естественны для нашего вида. Эспериганцы истощили ограниченные природные ресурсы своей половины планеты, а между тем в нескольких часах лёта лежали совершенно нетронутые просторы большего континента, население которого составляло едва ли одну десятую часть от их собственного. Мелидяне контролировали рождаемость, использовали только возобновимые ресурсы и не строили ничего, что, будучи заброшенным, не исчезнет без остатка в течение года. Многие эспериганские философы и политики трубили о восхищении, которое внушает им мелидянское общество, но это было не более чем приятное духовное упражнение: так восхищаются святым или мучеником, отнюдь не стремясь ему подражать.
Вторжение началось неофициально: туристы, искатели приключений, предприниматели, самые отчаянные, самые нищие, самые склонные к насилию. Они начали высаживаться на берегах мелидянских земель, наблюдали, брали образцы, пытались укорениться. Вскоре вырос целый поселок, за ним — второй. Мелидяне попросили их убраться — толку от этого было не больше чем всегда в таких случаях: когда эго колонизаторы уходили по доброй воле? — а потом напали на них. Большинство поселенцев были убиты. Однако некоторые все же остались живы и вернулись на свой материк с красочными рассказами о жестокостях и убийствах.
В своем предварительном докладе министерству государственных отношений, с просьбой отправить меня на эту планету, я выразила убеждение, что подробности были преувеличены и нападения мелидян спровоцированы. Разумеется, я ошибалась. Но тогда я этого не знала.
Бадеа привела меня в «нижние кварталы» Лэндфолла они так называются потому, что туда сносит морским течением все отходы космопорта. На волнах покачивались радужные бензиновые разводы и плавучий ковер разнообразного мусора. Запущенные домишки тесно жались друг к другу, кроме них, тут не было ничего, кроме разнообразных питейных заведений и винных магазинов. В море выдавались причалы, достаточно длинные, чтобы преодолеть мусорную кайму вдоль берега, и у конца одного из таких при чалов виднелось небольшое суденышко, нечто вроде вместительной рыбачьей лодки: корпус из бурой коры, тонкая коричневая мачта, серо-зеленый парус, полощущийся на ветру.
