заставило Цезаря разжать зубы. Высвободившись, Брут рванулся к нависавшему над ним горлу. Однако одновременно с этим Цезарь попытался ухватить его зубами. Кончилось тем, что они оказались морда к морде и принялись изо всех сил рвать друг друга. Брут был внизу, Цезарь сверху.
Брызги крови летели во все стороны.
Брут снова задергал задними лапами, раздирая когтями чувствительное брюхо противника. Потом рванулся вверх и впился Цезарю в брыли. Держась за них, он брыкался и пихался, пока не выполз из-под туши. Все это время он держался с левой, слепой стороны врага.
На миг потеряв Брута из виду, Цезарь рванулся не в том направлении и подставил под удар бок. Брут бросился к задней ноге.
Он вгрызся в мясистую поверхность бедра и изо всех сил замотал башкой.
В этот миг слепой ярости Брут снова видел перед собой крошечного щенка, безвольно болтающегося в окровавленных челюстях. В глазах у него потемнело. Все его тело — мышцы, кости, кровь, — превратилось в орудие для того, чтобы грызть и рвать. Толстая связка на ноге оторвалась от сустава.
Цезарь взревел, но Брут не разжал зубов. Он осел на задние лапы и дернул. Противник опрокинулся на спину. Только теперь Брут отпустил его и набросился на него сверху. Он ринулся к подставленному горлу и впился в него. Клыки вошли в беззащитную плоть. Он рвал и рычал, вгрызаясь все глубже.
Откуда-то извне, из-за пределов тьмы, раздался свисток. Это был сигнал разнять собак и развести их по углам. Хозяева бросились к псам.
— Брось! рявкнул тренер, хватая его за ошейник.
Брут слышал восторженный рев, слышал команду. Но все это было очень далеко от него. Он был глубоко в яме.
Горячая кровь заполнила его пасть, хлынула ему в легкие, потекла на песок. Цезарь бился под ним. Яростный рык превратился в жлобный скулеж. Но Брут остался глух к нему. Кровь хлынула во все пустоты внутри него, пытаясь наполнить его до краев, но тщетно.
Что-то ударило его по спине. Снова и снова. Это была бита тренера. Но Брут так и не разжал зубов, стиснутых на горле врага. Он не мог отпустить его, он навеки застрял в этой яме.
Бита разлетелась в щепки.
Затем сквозь шум в ушах до него долетел новый звук. Пронзительный свист, более резкий и настойчивый, чем прежде, и вой сирен. Темноту рассекли мечущиеся лучи мощных фонарей. Послышались крики, чей-то громовой голос скомандовал:
? НИ С МЕСТА! ЭТО ПОЛИЦИЯ! ВСЕМ НА КОЛЕНИ! РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
Брут наконец оторвал свою истерзанную морду от глотки противника. Цезарь неподвижно вытянулся на песке в луже крови. Брут поднял голову и огляделся. Вокруг царил хаос. Люди с трибун разбегались кто куда. Собаки гавкали и выли. Темные фигуры
в шлемах, с прозрачными щитами сомкнулись плотным кольцом вокруг ямы и стоявших возле нее людей. В распахнутые двери склада ярко светили прожектора.
Брут стоял над телом убитого врага.
Он не испытывал радости. Только мертвенное оцепенение.
Тренер стоял в шаге от него. Рот человека изрыгал непрерывный моток ярости. Он швырнул на песок обломок биты и указал на Брута рукой.
? Когда я говорю «бросай!», значит, бросай, ты, тупой мешок дерьма!
Брут тупо уставился на протянутую руку, потом на лицо. По выражению лица тренера он понял, что видит перед собой человек. Это ощущение исходило от всего существа собаки. Брут застрял на дне ямы, куда более глубокой, чем этот песчаный ринг, ямы, откуда не было выхода, адском месте, полном страданий и горячей крови.
Глаза человека расширились, и он отступил на шаг. Зверь двинулся за ним. Это был уже не пес, а дикая тварь, яростная и свирепая.
Брут бросился на тренера — без предупреждения, не издав ни ми, ни рыка. Он вцепился ему в руку. В ту самую руку, которая держала за шкирку щенка-наживку, руку, принадлежащую подлинному чудовищу ринга, человеку, который вызывал ужасы из тьмы и сжигал собак живьем.
Зубы сомкнулись на бледном запястье. Сжались страшные челюсти. Хрустнули кости.
Человек заорал.
Краем глаза Брут видел, как бросилась к ним фигура в шлеме, как вскинула руку с черным пистолетом.
Дуло полыхнуло огнем.
Раздалось шипение, его обожгло слепящей болью.
И наконец он снова провалился во тьму.
Брут лежал на холодном бетонном полу клетки. Он опустил голову на лапы и, не отрываясь, смотрел сквозь решетчатую дверцу. Закрытая решеткой лампа под потолком освещала беленые бетонные стены и ряды клеток. Он равнодушно слушал возню других собак, чье-то гавканье и скулеж.
Позади него была маленькая дверка, ведущая во внешний вольер. Брут редко выходил туда. Он предпочитал темноту. Его изуродованную морду
