скрепили скобками, но пить было по-прежнему больно. Есть он вообще не мог. Он провел тут пять дней, судя по тому, как разгорался и угасал солнечный свет в дверном проеме.
Время от времени приходили люди. Люди смотрели на него, что-то писали на доске, висящей на дверце клетки. Дважды в день люди в белых халатах делали ему уколы, предварительно отловив его петлей на длинном стальном шесте. Он рычал и огрызался. Это было скорее раздражение, чем подлинная ярость. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.
Он очнулся здесь после той ночи в яме.
И часть его по-прежнему осталась там.
«Почему я все еще дышу?»
Брут знал, что такое пистолеты. Он знал, как они выглядят, понимал, что они опасны, привык распознавать запах оружейного масла и горькую вонь порохового дыма. Он видел десятки застреленных собак. Некоторых убивал и быстро, некоторых — для забавы. Однако пистолет, из которого в него стреляли на ринге, издал странное шипение, от которого свело мышцы и выгнуло горбом спину.
И он остался жив.
Это бесило и нервировало его куда сильнее, чем все остальное.
Его внимание привлекло шарканье резиновых подошв. Он не поднял головы, только скосил глаза. Для шеста и уколов было слишком рано.
— Он там, — сказал чей-то голос. — Служба отлова только что получила постановление суда. Всех собак сегодня должны усыпить. Этот тоже включен в список. Я слышал, что полиции пришлось применить электрошок, чтобы снять его с его собственного владельца. Так что я бы на вашем месте ни на что особо не рассчитывал.
Брут следил за тремя людьми, которые остановились перед его клеткой. Один был в сером комбинезоне, застегнутом на молнию. От него пахло дезинфекцией и табаком.
— Вот он. Вам повезло, что мы проверили его сканером и нашли тот старый чип. В базе данных сохранился ваш адрес и телефон. Так вы говорите, его украли с вашего двора?
— Да, два года тому назад, — сказал более высокий мужчина в черных ботинках и костюме.
Брут повел ухом. Голос был смутно знакомый...
— Его и его однопометницу, — продолжал мужчина. — Мы думали, что они сбежали во время грозы...
Брут приподнял голову. Между мужчинами протиснулся мальчик. Мальчик подошел к клетке. Брут встретился с ним глазами. Мальчик стал старше, выше ростом, отрастил длинные, неуклюжие руки и ноги, но запах его был знакомым, как старый носок. Когда он заглянул в темную клетку, первоначальная надежда на его лице сменилась ужасом.
Его голос прозвучал как испуганный всхлип:
— Бенни?!
Потрясенный Брут, не веря своим ушам, отполз подальше в глубь клетки и издал низкий предупреждающий рык. Он не хотел вспоминать... и особенно не хотел вспоминать этого. Это было слишком жестоко!
Мальчик оглянулся через плечо на высокого мужчину.
— Это же Бенни, да, папа?
— Думаю, да, — он указал пальцем, — вон, и белое пятно на правом ухе...
Голос у него дрогнул от ужаса.
— Что же они с ним сделали?!
Человек в комбинезоне покачал головой.
— Его сделали зверем. Превратили его в чудовище.
— И что, нет никакой надежды, что он снова станет таким, как раньше?
Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по табличке на дверце.
— Всех собак осматривала зоопсихолог. Она пришла к выводу, что он безнадежен.
— Но, папа, ведь это же Бенни!..
Брут забился в самый дальний, самый темный угол и свернулся там клубком. Это имя было как удар бича.
Человек в комбинезоне достал из кармана ручку.
— Ну что ж, поскольку по закону вы по-прежнему являетесь его владельцами и не имеете отношения к организации собачьих боев, мы не имеем права его усыпить, пока вы не подпишете...
— Папа...
— Джейсон, Бенни прожил у нас два месяца! А у них он провел два года!
