видели. Голова его находится на уровне живота турка, и он смотрит сквозь его кушак.
Я услышал, как за спиной у меня задвигались стулья. Несколько зрителей поднялись со своих мест, чтобы получше рассмотреть Автомат.
Движением руки я призвал зрителей к тишине.
— Прошу вас сравнить шесть свечей у шахматной доски перед Автоматом. Четыре свечи, дальние от него, горят ровно. В этом помещении нет сквозняка. А вот огонь двух ближайших к турку свечей время от времени отклоняется то в одну сторону, то в другую, как будто они попадают в движение воздуха. Лишь в одном случае воздух размеренно движется вперед-назад: когда дышит человек. Кушак на поясе Автомата нужен для двух целей: скрывающийся внутри человек через него смотрит и дышит.
К этому времени зрители уже начали требовать открыть Автомат. И снова я заставил их замолчать, продолжив:
— Шестерни и зубчатые колеса внутри — бутафория. Я готов биться об заклад, что среди них расположены зеркала, из-за которых кажется, что их больше, чем на самом деле. О да, сэр, вы открыли все дверцы ящика для обозрения, однако сделали это так, что все они ни разу не оказались открытыми одновременно. Во время ваших манипуляций человек внутри перемещался из одной части ящика в другую. Чтобы его спрятать, вы всегда оставляли закрытой одну дверцу. Но я думаю,
После этого я развернулся и отправился восвояси.
Когда я вышел из музея и направился в меблированные комнаты миссис Яррингтон, мои мысли снова заполонил гротескный образ огромного черного грача. Его когти побудили мой разум сохранить этот яркий образ в стихотворных строках. Но английские грачи не известны в Америке. Быть может, ради моих читателей какая-нибудь другая птица с черным оперением послужит для этой цели…
Моя встреча с Шахматистом Мельцеля произошла три недели назад. Сегодня днем, 6 января 1836 года, я снова занимался делами в своем кабинете в конторе «Мессенджер» на пересечении Пятнадцатой улицы и Мейн-стрит, когда посыльный принес мне сложенный лист бумаги. Когда я его открыл, выяснилось, что это письмо. Почерк у автора был беспорядочный, прописные и строчные буквы налезали друг на друга. Письмо было не подписано. Судя по всему, его написал либо человек, дошедший до крайней степени отчаяния, либо паралитик, который с большим трудом управляет конечностями.
Вот полный текст:
Это все. Я бросил письмо в корзину для бумаг и вернулся к своим занятиям. Но послание и его загадка пробудили мое любопытство. И вот, дождавшись вечера, ведомый яркой, почти полной луной по мощеным улицам Ричмонда, я пришел на Шокхоу-хилл.
Монументальная церковь имеет форму восьмиугольника и увенчана почти плоским куполом необычной формы. Внутри переднего портика, за дорическими колоннами, стоящими по бокам от входа, находится белая мраморная стела с именами тех несчастных, которые погибли при пожаре 1811 года. Пройдя мимо нее, я с удивлением обнаружил, что дверной засов отодвинут… Возможно, тем, кто ожидал моего прихода. Отворив дверь, я вошел.
Я не впервые оказался здесь. Это была церковь моего детства. Внутри царил полумрак, но я так часто бывал тут и знал церковь так хорошо, что по памяти мог найти каждую деталь ее внутреннего убранства. Прямо передо мной находился алтарь. Я помнил наизусть надпись, выведенную унциальными золотыми буквами над ним: «ПРИСЛУШАЙСЯ, ГОСПОДИ».
Мои шаги по выложенному плиткой полу отдались эхом, когда я двинулся вдоль рядов скамеек к алтарю. Рядом с ним по обеим сторонам стояли два больших подсвечника. Некоторые свечи горели, и в их робком пламени я увидел какой-то предмет, темнеющий перед алтарем, точно принесенный в жертву. Предмет, похожий на продолговатый ящик, над которым возвышалось некое подобие человека.
Это был игрок в шахматы. Автомат Мельцеля.
Слепые глаза турка молча взирали на меня. На верхней крышке ящика, на игровой доске несколько шах матных фигур застыли перед скрестившим ноги турком. Подойдя ближе, я увидел, что фигуры расставлены в положении эндшпиля.
Неожиданным угловатым движением левая рука Автомата двинулась и переместила черную ладью к слону.
Я ответил тем же, взял единственного белого слона и поставил на клетку, с которой он угрожал королю Автомата.
—
—
Я остался непреклонен:
— Здравой дедукцией я доказал, что ящик предназначен для того, чтобы в нем находился человек, который управляет Автоматом.