Медленно проезжая по улице, он увидел, что у дома Вайнштейнов какой-то мужчина, примерно одного с ним возраста, выравнивает с помощью лопаты цветочный бордюр вдоль границы лужайки. На голове садовода осталось лишь немного жидких седых волос, а милая детская округлость тела перетекала в объемный животик, но тем не менее Деймон узнал его даже с расстояния в двадцать ярдов. Это был Манфред Вайнштейн.
Деймон не знал, как поступить – притормозить или нет? Что, в конце концов, могут они сказать друг другу после стольких лет разлуки? Не будут ли они смущены или разочарованы этой встречей? Не станут ли стыдиться один другого? Они небрежно расстались на следующий день после выпускной церемонии.
– Увидимся. Не пропадай. Удачи тебе.
– Бывай.
Разлука на лето, казавшаяся едва заметной щелью, стала расширяться и углубляться, превратившись вначале в ров, затем в геологический разлом и наконец в бездонный провал.
Деймон снял ногу с педали тормоза, чтобы надавить на газ. Но опоздал.
– Боже мой! – Манфред Вайнштейн бежал к нему, не выпуская из рук лопату. – Роджер Деймон!
Деймон вылез из машины, и несколько мгновений они молча стояли, глядя друг на друга с идиотскими улыбками. Затем пожали друг другу руки. Манфред бросил лопату, и они обнялись, чего, будучи молодыми людьми, никогда не делали.
– Какого дьявола ты здесь оказался? – спросил Вайнштейн.
– Тебя навестить приехал, – ответил Деймон.
– Все тот же, но уже изрядно потертый, врун хренов! – сказал Манфред.
Голос его гремел по-прежнему, и Деймону оставалось лишь надеяться, что соседи не услышат, как Вайнштейн приветствует друга детства.
– У меня там кофе на плите, – продолжал Манфред. – Пошли в дом. Нам есть о чем потолковать. Столько времени прошло!…
Они сидели за хорошо выскобленным деревянным столом на кухне, где, бывало, мать Манфреда, высокая, пышная женщина в крахмальном синем переднике, окаймленном белыми кружевами, угощала их молоком и домашним печеньем, когда они являлись домой после игры. Теперь они тянули кофе из кружек. Кофе Манфред наливал из кофейника, стоящего на чуть теплой дальней конфорке плиты. Он жил один. Когда Вайнштейн лежал в госпитале после войны, его отец продал принадлежавший ему магазин готового платья, в котором после окончания колледжа работал Манфред.
Деймон прервал поток воспоминаний вопросом:
– С какой стати ты занялся торговлей галстуками и смокингами? Я думал, ты хотел стать профессиональным бейсболистом.
– И я так думал, – горестно произнес Вайнштейн. – На меня уже положили глаз скауты из «Бруклин Доджерс» и «Ред Соке». Но тут я совершил глупость.
– На тебя не похоже.
– Это ты так думаешь. Из своих ошибок я мог бы соорудить небоскреб. Как и всякий другой, мне кажется.
