теперь мне следует напиваться каждый день». Он вытер носовым платком кровь со страниц записной книжки, и имена Махендорфа, Мелани Дил и Эйзнера чуть заметно проступили через бурые пятна. Когда Деймон попросил счет, бармен ответил:
– Заведение платит, мистер.
– Как вам будет угодно, сэр, – согласился Деймон.
– Благодарю.
Он твердой походкой направился к двери, чувствуя на спине косые взгляды посетителей, которые с неодобрением взирали на его пиджак и воротник рубашки, покрытые пятнами засохшей крови.
Прежде чем ему удалось поймать такси, прошло много времени. Стоя на краю тротуара и лениво помахивая рукой, он увидел, как через улицу перебегает, ловко увертываясь от машин, мальчишка лет двенадцати. На руке у него была перчатка для игры в бейсбол. Деймон вспомнил фотографию, которую сделал отец, когда он, Деймон (в возрасте этого мальчугана), вернулся домой после игры и вдруг ощутил запах только что подстриженной травы бейсбольного поля. Крепкий и ловкий мальчишка, бесшабашно ухмыляясь, бежал с непокрытой головой. У него были темные волосы, и он поразительно напоминал Деймону его самого в детстве, когда он был в таком же возрасте. На какой-то миг ему даже почудилось, что фотография ожила, и он рванулся, чтобы выдернуть парня из-под колес ревущего клаксоном такси. Но в тот же момент мальчишка благополучно выскочил на тротуар, повернулся и показал нос водителю. «А ведь меня только что могли убить», – в замешательстве подумал Деймон. Он потряс головой, чтобы отогнать от себя видение юной нахальной рожи, которая напомнила ему детство.
Он с облегчением увидел, что Шейлы дома нет. Иногда она приходила днем из школы, чтобы приготовить ленч. Значит, прежде чем жена его увидит, он успеет переодеться.
Деймон прошел в ванную и внимательно изучил свою физиономию. Ему показалось, что через обветренную, грубую кожу пробивается какая-то зелень, а под глазами появились странные тени.
Он опять вспомнил мальчика с бейсбольной перчаткой, увернувшегося от такси. Войдя в гостиную, Роджер стал искать альбом со старыми фотографиями, которых не видел уже много лет. У них с Шейлой даже не было фотоаппарата, а когда друзья делали снимки, он выходил из себя при виде тех следов, которые оставили на его лице прожитые годы. Получив такую фотографию, он говорил «спасибо» и тут же ее рвал. Старение – достаточно печальный процесс, чтобы год за годом еще следить за тем, как идет деградация.
Он нашел альбом под пачкой старых журналов «Нью-йоркер» с заметками и комментариями, элегантной прозой, тонкой, точной беллетристикой, почтительными биографиями, остроумными карикатурами, обзорами книг и пьес, давным-давно оказавшихся в забвении. Деймон никогда не возвращался в прошлое, не перечитывал этих журналов и сомневался в том, что когда-либо это сделает. Тем не менее он хранил их в аккуратно сложенных пачках на нижней полке длинного стеллажа, до отказа забитого печатной продукцией. Не исключено, что он просто боялся перечитывать свои любимые эссе и рассказы. Эти творения могли напомнить ему о более счастливых днях, об ушедших друзьях, о давным-давно исчезнувших интеллигентных и на удивление сердечных редакторах журнала, которым он вручал труды своих клиентов.
Деймон с любовью и сожалением погладил плотную пачку журналов и извлек альбом из его могилы. Десятидюймовая стопка казалась ему памятником тяжкому труду, успехам и поражениям – памятником жалким потугам к бессмертию.
– Я вышла замуж за коллекционера макулатуры, – заявила как-то Шейла. – В один прекрасный день, когда ты будешь на работе, я сюда тайно проникну и выброшу весь этот мусор, пока бумажная гора макулатуры не погребла нас под собой.
Он сдул пыль с переплета и, усевшись за стол поближе к окну, туда, где светлее, открыл альбом.
Найти фотографию, на которой он был двенадцатилетним мальчишкой, оказалось нелегко. Он складывал снимки в альбом как придется, опустошая большие конверты, где они хранились в полном беспорядке. В то время Деймон только что выписался из больницы, гипс с ноги пока не сняли, и он был
