тонкие лепестки шкурку, дольки Аня ела. Из шкурок — получался часть цветка. На краю стола уже лежали три странно-узорчатых цветка, напоминающих то ли лотос, то ли кувшинку. Красиво, и удивительно.
— Аня, что ты делаешь?
— А? — девушка подняла голову, отвлеклась. Рука дёрнулась, прочертив на руке царапину.
— Аня! Твоя рука! Ты порезалась! — Забыв и завтрак, и нож с вилкой на столе, Кирилл торопливо взял ладонь девушки в свои руки. Потусторонний холод в который раз обжёг мужчину, по спине пробежали мурашки. Царапина, довольно глубокая была, а крови — нет. И кожа, под взглядом Кирилла, стянулась, сцепилась друг с другом невидимыми ладошками. От царапины не осталось и следа.
— Ты до сих пор не понял? Я мёртвая.
Слова прозвучали уже в который раз, а ударили больнее, ударили со всей силы, со всего размаха, заставляя чуть ли не кричать от ужаса.
Как она может быть мёртвой, как? Те же непослушные локоны вдоль лица, та же чуть шероховатая обветренная кожа. Та же хрупкая фигура.
Кирилл отвернулся, отпуская холодную ладонь, возвращаясь к тарелке, словно заведённая кукла. Всё было то же, но не хватало тех мелких, незначительных деталей, которые делают облик человека узнаваемым. Не хватало чуть ироничного прищура глаз, не хватало задорной улыбки, из-за которой хотелось улыбнуться в ответ. Не хватало мягкости в голосе и чуть усталой сутулости.
Не хватало жизни…
Вилка выпала из рук, покатилась по полу.
— Я сейчас дам чистую, — поднялась с места Аня.
— Нет, — полузадушенно сказал Кирилл, ныряя под стол. — Я сам…
Аня вернулась на своё место, мужчина вернулся за стол, поменяв вилку. На душе у него было не просто тяжело, было мерзко. Понимание ситуации медленно заползало в сердце, отравляя его, разрывая его в клочья своими ядовитыми когтями.
Мёртвая. Она мёртвая. Хоть и сидит рядом, но — она уже давно в холодной земле, отпета, оплакана. Пусть и не забыта, пусть до сих пор в сердце занозой кровоточащей, но сейчас рядом — только тень, только призрак, которому чужая прихоть придала такой облик.
Боль насмешливо оскалилась в лицо, звонко рассмеялась и растворилась. Кирилл понял, что смотрит на Аню и не может отвести от неё взгляда.
— У меня что-то на лице? — тихо спросила девушка.
— Да, — мужчина протянул руку, смахивая оранжевый лепесток от уголка нежных губ. — Кусочек кожуры. Я помою посуду, сиди. Расскажи пока, что нас ждёт сегодня?
— Есть определённый порядок, который соблюдается при процедурах, проводимых Адвокатом, — ответила тут же Аня. — Свидетелей мы прошли. Вчера ночью Адвокат получил всю необходимую информацию, картина случившегося именно на перекрёстке выстроилась полностью. Теперь мы переходим ко второму пункту. Мы навестим тех, кто мог предотвратить трагедию или стал вольным или невольным её соучастником.
— Как это?
— Поймёшь по ходу дела.
Неожиданно резкий ответ. Словно на какое-то мгновение проснулась эмоция.
Кирилл не обольщался. Скорее, Адвокату не хотелось, чтобы его марионетка сказала что-то лишнее.
— Аня.
— Что?
— Ты можешь рассказать всё, о чём тебя ни спросишь?
— Нет, — девушка медленно покачала головой. — Есть то, на что я никогда не отвечу, потому что мне нельзя. Но это не Адвокат наложил на меня ограничения, они наложены другими.
— А… — Кирилл кивнул. — Хорошо. Я понял. Мы отправляемся?
— Ты готов?
— Да.
— Тогда отправляемся, — Аня поднялась со своего места первой.
Взглянула за окно, поёжилась и двинулась к двери. Кирилл повернулся к подоконнику. Чёрный ворон изучал Кирилла, потом махнул крыльями, поднялся в воздух и растаял в небе.
В любой истории есть перекрёсток, в котором история могла бы пойти по одному из двух, трёх и более путей развития. Классическая тройная развилка в русских былинах, налево, направо и прямо. Обычное «если», которое часто терзает нас в мыслях.
Случаются ситуации, участники которых совершают подвиг и трагедия превращается просто в экстремальную ситуацию. Встречаются и обратные ситуации, когда люди проходят мимо беды, и то, что могло бы стать просто ночным кошмаром, обращается в трагедию. Попустительство — беда замёрзших сердец, безусловная трагедия всего человечества.
