хотели принимать её яркие подарки. Она горячилась, буквально подпрыгивая на одном месте и доказывала, доказывала, доказывала!
Так и не доказала.
А внизу кто-то идёт с таким зонтиком.
…Ее зонтиком…
Сердце дало сбой.
Там, где-то внутри появилась боль, тягучая, разрывающая на части. Пальцы, которыми она вцепилась в поручень балкона, побелели.
Она отчаянно хотела кричать, но губы не выдавили бы ни слова.
Внизу был ее муж.
Человек, которого она любила больше жизни. Ставший ее мужем, которому она вручила ключи и от своего сердца, и от своей души. Человек, ставший отцом их ребенка. Она мечтала просыпаться с ним по утрам и засыпать по вечерам. Она возвращалась с работы быстрым шагом, чтобы успеть купить продукты и приготовить что-то особенное к ужину.
Они ездили по выходным на дачу. И там, сидя в одном кресле-качалке, мечтали о будущем. О машине, которую обязательно купят. О детях, обязательно двух! Мальчике и через пару лет девочке.
О собаке, наверное, золотистом ретривере. Или о попугайчиках, волнистых задорных крикунах. Или…
Мечты остались высказанными, но не исполнились. Аня сама стала частью трагедии. Чужой, но от того не менее разрушительной.
Порыв ветра, в котором замершей девушке почудился крик ворона, сорвал зонт, понес его в сторону.
Мужчина внизу попытался его поймать, но ветер не желал так быстро отдавать свою новую игрушку. Мальчик, сидящий у отца на руке, радостно захлопал в ладоши, а потом поднял руку наверх.
Аня не слышала, что он сказал. Она смотрела… ощущая как растворяется весь мир и как исчезает она сама. Он был так похож на них двоих, ее малыш. Ее маленькое продолжение. Ради него — и умереть не жалко. Жалко, что не получилось быть вместе с ними.
А внизу мужчина на миг замер, потом чуть качнул сынишку на руке и наставительно сказал.
— Я же говорил, мама всегда присматривает за нами и мы не должны ее разочаровать. Ну? Идем домой?
— Плям-плям!
— Значит, плям-плям…
Посадив сынишку в детское кресло и застегнув его, мужчина всё же поймал зонт, бросил ещё один взгляд на крышу, туда, откуда на миг на него взглянула девушка с белоснежными крыльями и сел в машину.
Басовито загудел мотор, и автомобиль выехал со двора.
Аня сидела на балконе, прижимаясь спиной к двери, и плакала и смеялась одновременно. В воздухе кружило чёрное воронье перо, сообщившее, что это был подарок…
За что, почему — девушку не волновало.
Она была счастлива настолько, насколько может быть счастлив человек, уже умерший и готовящийся умереть второй раз, подглядевший малый кусочек чужой жизни…
…До места предстояло добираться попутным транспортом. Кирилл, оставленный на улице перед домом, где жила Лэйла, сидел на крыльце, глядя в небо. Мужчина от своих слов отступать не думал и раздумывал совсем не о том, что ему предстоит увидеть. Он отдавал себе отчёт в том, что виденное может стать для него той соломкой, что сломает его. Он понимал, что это опасно, что он может сойти с ума. Но думал о другом.
О том, что ощущение смерти на кладбище было подозрительно знакомым. Будто бы уже ощущаемым. Нет, не в том плане, что так пахли те тайны, которыми он занимался по работе. Совсем нет.
Ощущение было откуда-то из детства. Что-то было там. В темных катакомбах. На чердаках, где сквозь щели в дырявом потолке лился солнечный свет, и в воздухе танцевали пылинки.
Что-то было там, в то время, когда он играл в снежки с друзьями и на физкультуре ходил в походы на лыжах.
Что-то осталось там, припорошенное временем, ставшее подзабытым…
— Мальчик! — нежные руки обняли Кирилла за шею. — Я пришла!
— Лэйла.
Женщина рассмеялась, щекоча своим дыханием ухо мужчины.
— Адвокат со мной поделился подходящей сущностью.
— Подходящей для чего? — подозрительно осведомился Кирилл.
— Самому не страшно быть таким умным? — уточнила Лэйла. — Нет? А стоило бы, потому что некоторые вопросы лучше не задавать. Не потому, что на них не ответят. А потому, что ответы не сделают твою жизнь легче.
