Веревки на ее теле опали, но туловище оказалось перетянутым несколькими плетями лиан, хотя пальцы не вросли в палубу, нет. Но корни вокруг главной мачты горбились. И смола стекала по ней. Какой-то моряк на снастях уже поминал демонов, вывозившись в смоле. Игнис достал нож.
– Нет, – она прикоснулась ладонями к древесным петлям, и те ослабли и уползли.
– О чем ты? – повторил Игнис.
– О девочке, – она положила руку ему на руку, закрыла глаза, подняла лицо к небу. – Ее зовут… Ина? Гина? Регина? Она близка мне по крови… Прайдка по матери. Ведь так? Даже дочь королевы! Королевы Раппу? Ты не можешь выкинуть ее из головы… Нет, ты не пытаешься выкинуть ее. Как будто не думаешь о ней, но думаешь постоянно. Она живет в тебе. И если не дает о себе знать, ты забываешь о ней. Снаружи забываешь, а внутри думаешь только о ней… Думаешь, она любит тебя?
– У меня не было возможности спросить, – прохрипел Игнис. – Я хотел… собирался… но…
– Но провалился в топь… – наклонилась вперед Бетула.
– В топь? – не понял Игнис.
– В грязную, мертвую, вонючую топь, – прошелестела Бетула. – Сам ее накопил, придумал и провалился…
– Наверное, – пожал плечами Игнис. – Но… я справился.
– Может быть, – кивнула Бетула. – Но пока ты жив, не зарекайся. Ты будешь счищать эту грязь с себя всю жизнь, и тогда, когда даже запаха ее не останется. Это навсегда. И она захватит тебя, если ты остановишься хоть на день.
– Пусть, – согласился Игнис. – Буду счищать.
– Попробовал бы ты не согласиться, – хихикнула Бетула.
– Что это? – посеревший Моллис забрался на мостик и замер у корней, которые, как только теперь понял Игнис, не мачта выпустила из себя, а вырастил сам корабль, чтобы оплести и удержать мачту.
– Это корни, – предположил Игнис. – Или древесная лиана.
– И на передней мачте, – чуть ли не со слезой простонал Моллис. – И корма наполовину сплетена из таких корней, и руль! И доски, это главное, доски! Они целые!
– Целые? – не понял Игнис.
– Они срослись! – прохрипел Моллис. – Мои борта теперь – это две огромных, пусть и тонких доски! Одна справа, другая слева! Они соединены так, что этот корабль может не только плавать, он может воду перевозить! Ее можно просто наливать в трюм! И шпангоуты все в узлах! Они как руки! Что ты сделала с «Белым», девочка?
– Я оживила его, – зажмурилась Бетула. – Теперь он не просто сооружение из мертвых досок и бревен. Он живой. Он теплый, и он дышит. И все понимает. И любит тебя, капитан. И твоих моряков. И будет хранить тебе верность, пока ты будешь хранить ее. Только сберегай его от огня и чужих топоров. Тогда он сам станет затягивать свои раны и сам станет искать нужную тебе волну. Лишь одним я тебя огорчу. Никакая мерзость не задержится на твоем корабле. И даже если ты захочешь перевезти на нем поганого пленника, он задохнется. Увы!
– Вот уж никогда не собирался возить на своем корабле поганых пленников, – недоуменно почесал кудрявый затылок Моллис. – Но как же так… Как ходить по этой палубе, помня, что она живая? Мне что, теперь нужно договариваться с кораблем? Я что, теперь уже не капитан его, а приятель?
– А разве капитан не может быть приятелем? – рассмеялась Бетула. – И почему приятелем? Другом! От тебя ничего не требуется, кроме твоей любви. Все остальное – прежнее. И посмотри, ни один из твоих моряков не мучается головной болью, значит, у тебя хорошая команда.
– Капитан! – взобрался на мостик изумленный Шупа. – Мы вовсе не там, где я думал.
– И где же мы? – не понял Моллис. – Вот я вижу на горизонте на востоке полосу берега. Определенно это горы Абанаскуппату! Насколько севернее Пилея нас унесло за эти три дня? На сто лиг? На двести?
– На две тысячи, – срывающимся голосом сообщил Шупа. – Мы на траверзе Ашамшу. Это горы Абанаскуппату, но это чекерский берег.
– О боги! Разве такое возможно? – выпучил глаза Моллис.
– Я не моряк, – заметил Игнис, – но скажи откровенно, капитан, а возможно выдержать вот такой шторм, какой выдержали мы?
– Никогда, – покосился на продолжающую сидеть у мачты Бетулу Моллис. – Нас бы раздавило уже в первый час. Но я не знаю, что было бы лучше для нас – погибнуть три дня назад или оказаться между Карией и Шкианой. Здесь когда-то Син освободил меня! Здесь и теперь сходятся морские пути самых отъявленных работорговцев! Я рассчитывал оказаться здесь позже, когда свеи уберутся на зимние стойбища!
– Успокойся, капитан, – потянулась Бетула. – Право, мне жаль несчастных рабов, но думаю, что на ближайшие дни, если не недели, это море очищено от работорговцев. Даже от тех, чьи корабли стояли у берега. Ну, разве только они прятались в глубоких фиордах. Но и они пострадали и не скоро придут в себя.
– Что это такое, чекерский берег? – спросил Игнис, вглядываясь в гористый горизонт. – Ведь берег, на котором Кария и Шкиана с противоположной стороны?
– Да, – буркнул Моллис. – Его не видно отсюда. Но чекерский берег ничем нас не обрадует тоже. Чекеры ленивее данаев, они никогда не возводили свои
