– Нет других дорог? – поинтересовалась Кама.
– Есть, – пробормотал Хаустус. – Через горы.
– Горы Митуту? – не поняла Эсокса. – Они непроходимые. Единственная тропа – от Кагала до Алу. Нам она не поможет.
– Не спеши, – повысил голос Хаустус. – Для кого-то непроходимые, а для кого-то… Ладно. Не можешь разглядеть вершину, ползи до скалы, которую видишь. Мы идем в Лулкис.
– Двести пятьдесят лиг, – тут же определила Эсокса. – На этой подводе будем добираться неделю. И что в Лулкисе?
– Пятьдесят тысяч жителей, – вспомнила Кама. – Котел. И атеры, и руфы, и лаэты, и дакиты, и даку. И даже анты. Кажется, даже король Лулкиса с антской кровью. В Лулкисе скрещиваются все пути в Даккиту. И с юга, и с северо-востока, и с востока, и юго-востока. Вторая ярмарка в Эрсет после книльской ярмарки.
– Значит, именно там нас и будут искать, – заключила Эсокса.
– Если нас вообще теперь кто-то будет искать, – усомнилась Кама.
– Будут, – прошептала Эсокса. – Воин Храма Света не может остаться неотомщенным.
– В Лулкисе жил мой ученик, – буркнул Хаустус. – Угодника из него не вышло, но и мерзавца тоже не случилось. Он кузнец, причем неплохой. За рудой ходил в горы Митуту. В горах Сагкал руда не хуже, но даку неохотно торгуют ею. Если кто и знает дорогу через горы, о которой я слышал, то это он.
Последние слова старик произнес чуть слышно, а потом и вовсе замолчал, захлюпал носом.
– Ты что? – удивилась Кама.
– Плачу я, – прошипел Хаустус. – Радуйся, что до ветра в порты не хожу. От слез никакого вреда. Вот такой я угодник. Глупых советов за свою жизнь раздал сотни тысяч. Больных вылечил – тысячи. Еще больше не смог вылечить. А учеников у меня было всего три. Один из них сдох в башне угодников в Кагале, с поганым ярлыком за поясом. Еще один плюнул на мои наставления и вернулся домой, в Лулкис. Железо ковать. И жив ли он или нет, никому не известно. Так или иначе, ни одного угодника я не воспитал. Далеко мне до Сина…
– А если кузнеца давно уж нет? – спросила Эсокса.
– Когда идешь незнакомой дорогой, не думай о десятом шаге, а не то споткнешься на первом, – пробурчал Хаустус.
– А кто был твоим третьим учеником? – спросила Кама.
– Почему был? – удивился Хаустус. – Была. Да и есть пока, смею думать, – и добавил, ткнув кнутовищем в сторону Эсоксы: – Вот она.
– Наставников у меня хватало, – зло прошипела Эсокса. – К тому же ты уже не наставник мне!
– Наставник, – вздохнул Хаустус. – Пока жив – наставник.
Путь до Лулкиса занял не одну, а три недели. На второй день пути равнина обернулась мелколесьем, на третий подвода углубилась в сосновый бор, но дорогу, ведущую к Карме, не пересекла. На ней слышались голоса, крики, скрип колес, лай собак. Хаустус, который с каждым часом словно становился моложе, во всяком случае, взгляд его уже не блуждал тоскливо окрест, наказал спутницам ждать его, слез с подводы, послюнявил и поднял палец, чтобы определить направление ветра, удовлетворенно кивнул и, немало не заботясь о самоуважении, пополз на четвереньках в укрывающие дорогу кусты волчьей ягоды. Вернулся он через полчаса, отряхнул колени и стал разворачивать подводу. Лишь отогнав ее на лигу, он рассказал, что видел и слышал на той дорожке, которая еще несколько лет назад была едва приметной охотничьей стежкой.
– Подводы, лошади, люди, сторожевые псы, – процедил сквозь сомкнутые зубы Хаустус. – И опять никаких стягов. Но, судя по выкрикам, по говору, воины вперемешку и из Нанбы, и из Атеры. Гонят рабов в сторону Донасдогама. Тут мы не пройдем, придется огибать Карму с севера. Но есть и приятственные новости. Эти чувствуют себя тут хозяевами, поэтому вряд ли кармские дозоры, как прежде, блюдут каждую лесную тропу. Обойдем!
– Кто они? – спросила Кама.
– О ком ты? – не понял Хаустус.
– Рабы кто? – спросила Кама.
– Люди, – удивился Хаустус. – Дакитов не заметил, но что с того, дакиты по сути те же люди. Даже даку – люди. Морда у них волчья? Приложись лицом о раскаленную плиту, у тебя вовсе не будет никакой морды, ты что, перестанешь быть человеком? Рабы – они всегда люди. Пока, пытаясь сделать из них скот, хозяева не замучивают их до смерти.
– Что за люди? – переспросила Кама.
– Обычные люди, – пожал плечами Хаустус. – Но уроженцев Эрсет из них немного. Больше всего антов, вентов, валов. Есть даже темнокожие. И множество лиц, о которых я ничего не могу сказать. Но все они в основном немолоды либо очень юны. Кроме всего прочего среди них много женщин. И все это плохо.
– Это плохо в любом случае, – раздраженно бросила Эсокса. – Но почему было бы лучше, если бы среди рабов большинство составляли молодые мужчины?
– Я отвечу своей бывшей ученице, как сама она о том думает, – с легкой ехидцей заметил Хаустус. – Отсутствие молодых мужчин говорит о том, что им найдено лучшее применение. Из них будет делаться войско. И если в войско включаются рабы, значит, оно будет очень большим. Значит, скоро будет война.
