ее, сначала надо было разрушить королевский замок.
– Магия, – шепнула Игнису Туррис. – Странная магия, словно горечь на языке…
– Я чувствую, – кивнул Игнис. – Она подобна магии Светлой Пустоши. Но я не могу определить ее свойства.
– Нет у нее никаких свойств, – нахмурилась Туррис. – Подчинение и унижение с нитью сладости. Обычная магия мурсов. Или думаешь, что, к примеру, белый мор разносится каким-то иным способом? Только так. Сначала подчинение и унижение, сладостное подчинение и унижение, и чтоб обязательная сладость копилась на языке у каждого, а потом уж все прочее. Хоть смерть, хоть подлость какая. Все. Достаточно будет приказа мага. Но здесь у них не срослось. Подчинение и унижение есть, а вот сладости нет. Башни не дают силы этой сладости. Обращают ее в горечь. Даже без магов и угодников. Сами по себе. Но если мы попадем в одну из них, то не будет силы и у подчинения и унижения. Башня умножает помещенное в нее.
– А если в ней окажется негодяй? – не понял Игнис. – Она умножит его злобу?
– Негодяй может только ослабить силу башни, – пожала плечами Туррис. – Незначительно. Это словно дуть в дуду с обратной стороны. Шума будет много, но звучания не получится.
Отряд миновал старателей у тарана и двинулся дальше. За башнями угодников площадь понемногу начинала сходиться к главной улице, которая на окраине Бэдгалдингира у второй стены становилась трактом до Алки. Левее нее высилась громада дворца рода Ренисус. За ним начинался королевский сад, наполненный огромными елями и соснами. В его тени, ближе к окраинным скалам, таились склепы вельмож Бэдгалдингира. И здесь тоже на улицах не было ни единого человека, хотя пристальное внимание Игнис ощущал. Впереди процессии, ведя лошадь под уздцы, шли Бибера и Холдо, за ними четыре стражника несли тело, и уж следом правил лошадью герцог Эксилис и весь его отряд.
– Приглядись, – прошептал Игнис так, чтобы услышала его только Туррис, потому что из ближайшей улицы выехал ардуусский дозор. Десяток всадников придержали коней и, окинув процессию хмурыми взглядами, уставились на тело матери Биберы. Видно, что-то не нравилось им в этом действе, но ардуусцы не произнесли ни единого слова.
– А вот на них иная магия, – мрачно заметила Туррис. – Иная и очень прочная. И если эту магию они принесли с собой из Ардууса, это означает, что в столице все плохо. Боюсь, что даже Аменс не поможет Брите.
– Что на них? – спросил Игнис.
– Любовь, – ответила Туррис. – Приворот смертной любви. Но такой силы и одновременно такой тонкости, что ни распутать его, ни уж тем более снять – я не в силах. И Аменс не в силах. И никто не в силах…
– Что это значит? – спросил Игнис. – Разве любовь это…
– Это не та любовь, – оборвала Игниса Туррис, – это вывернутая наизнанку ненависть. Но эта магия не безраздельна. Она очень сильна, но не может держаться вечно, а уж на некоторых и вовсе не действует.
– Утешила, – Игнис поднял голову, пригляделся к башням дворца. – Никогда прежде не была в этом здании? Говорят, что там внутри белые стены, но черные потолки и пол, и поэтому иногда человеку кажется, что он зажат в клетке между двумя безднами.
– Не была, – растянула губы в улыбке Туррис. – Ты ведь чем-то озадачен, принц?
– Да, – кивнул Игнис. – Судя по всему, Бенефециум на стороне Губителя. И он – акс. Уж во всяком случае, он помогал двум другим аксам – слугам Губителя – расправиться с Флавусом Белуа. Так вот башня, которую пытаются разрушить посланники Церритуса, башня Бенефециума. Что она делала с ним? Отыскивала в нем и умножала доброе или умаляла его гадость?
– Син не смог ответить на этот вопрос, – натянуто усмехнулась Туррис, – а ты хочешь, чтобы ответила я.
– И все же, ты видела его? – спросил Игнис. – Каким он показался тебе? Я его видел дважды. В первый раз он показался мне скрытным. Во второй раз он мне совсем не понравился.
– Я приходила в Бэдгалдингир пару раз с Сином, – кивнула Туррис. – Однажды поднималась в башню. Видела Бенефециума, но не говорила с ним. Мне показалось, что у него есть вершина, но нет края.
– Я не понимаю, – признался Игнис.
– Он подобен зверю, – прошептала Туррис. – Он мудр, как мудрейший из мудрых, но он зверь. Он добр, но он зверь.
– Опять, – в недоумении пожал плечами Игнис.
– Хорошо, – вздохнула Туррис. – Но это будет только то, что подумала я. Может быть, я ошиблась. Но мне так кажется. Представь себе площадь. Или лучше – улицу, заполненную народом. Люди стоят так плотно, что не могут сдвинуться с места. Ты на этой стороне улицы, твой враг на той. Если ты его не убьешь, погибнут сотни тысяч. Но ты не можешь перейти через улицу. Ты не можешь протиснуться между людьми. Ты пойдешь по головам?
– Нет, – дернул головой Игнис. – Наверное, по плечам. Попросил бы поднять руки и поддержать меня.
– А если бы эти люди пытались разорвать тебя на части, не помышляя о твоем замысле? – спросила Туррис.
– Не знаю, – запнулся Игнис.
– А Бенефециум знает, – кивнула Туррис. – Всегда знает, в каждую секунду.
– И что же он сделает? – спросил Игнис.
