— Ну? Что ты? — с нетерпением спросила привезенная им с собой его пятнадцатилетняя дочь, живущая с брошенной тысячу лет назад, ныне совсем уже забытой женщиной, и выпрошенная в эту поездку для души и компании.
Он встал на узкий металлический мост, оглянулся:
— Раньше здесь лежали два бревна. Стянутые проволокой. Одно из них было надломлено посередине. Когда река разливалась, они скрывались под водой.
— А вокруг была тундра, и мамонты переходили речку вброд.
— Мамонтов не встречал. Коровы были. Я учился в школе и где-то в ноябре месяце, когда возвращался домой, свалился с этих бревен в воду.
— Похоже на тебя.
— И почему-то поплыл вверх по течению. Но меня хватило метра на два. Все-таки пальто и валенки с галошами. Да и течение. В общем, вылез на бревна и побежал домой, размазывая слезы по щекам.
— Ты хочешь сказать, что моя жизнь могла оборваться, не начавшись, вот в этом самом месте?
Она наклонилась над перилами и всмотрелась в воду. Река была мелкая. Она поблескивала на солнце, просвечивая насквозь, но казалась холодной даже с высоты трех метров. Странно. Ведь уже конец мая. Наверное, холодные ключи скрывались в ее берегах.
— Я ничего не хочу сказать, — он помолчал, — просто рассказываю.
— Еще одна жуткая история из твоего прошлого? Удивительно. Как ты выжил? У тебя была очень опасная жизнь. Слишком много случайностей.
— «Была»? — он усмехнулся. — Что же касается случайностей… Жизнь состоит из случайностей, как бусы из бусинок…
— Нет. Жизнь состоит из самой себя.
— Значит, по-твоему, жизнь — это просто жизнь и ничего больше?
— О! Как же это все скучно…
— Скучно жить?
— Скучно рассуждать. Ну, ладно. Не обижайся. Тебе нужно сравнение? Пусть будет … домино!
— Черное и белое? Чет — нечет? Черное поле с белыми пятнами? Или огромная плоскость и ряды костяшек домино? Да? Наверное, именно так.
Он сел на доски, опустил ноги, закурил, выдохнул дым, повторил:
— Да. Наверное, именно так. И вот сорок с лишним лет назад кто-то тронул одну из них, и я родился. И с тех пор они падают каждую секунду, и будут падать, пока не кончатся. Действительно, никаких случайностей, кроме одной, самой первой.
— Нет. Еще проще. Проще. Просто игра. А «домино» более красивое слово, чем, например, карты.
— Значит, игра? А ты говоришь, просто жизнь…. И ты тоже появилась на свет в результате игры?
— Я как все.
— Ты хотела чего-то особенного?
— Да нет. Главное результат.
— И как тебе результат?
— Ты неисправимый хвастун.
Он улыбнулся.
— Я бессердечный реалист.
— И бессовестный льстец. Что сделать этому фанту?
Она стояла на середине моста и смотрела ему в глаза, сжимая что-то в маленьком кулаке, напряженная, как тростинка в ожидании порыва ветра.
— Долгая и счастливая жизнь.
— Ты не можешь повторяться, это уже было.
— Разве не может быть еще одной долгой и счастливой жизни?
— Может. Но ты не можешь повторяться.
Он пожал плечами:
— Тогда смерть.
Ничто не изменилось в ее лице. Может быть, лишь слегка дрогнули ресницы. А может быть, показалось. Она размахнулась и бросила это, зажатое в кулаке, в воду.
— Чей это был фант?
— Не скажу.
— Обиделась? Тебе не понравился мой выбор?
— Ты скучен.
