05
— Ты веришь в ангелов?
Они ехали в его очень приличном красном «мустанге», она утопала в мягком кожаном кресле, положив ноги на приборную панель, и платье шелестело у нее на талии.
— Да.
— А что такое ангелы?
— Не знаю.
— Разве можно верить, не зная?
— Знать — это не значит верить. Я верю в то, во что мне хочется верить. Мне хочется, чтобы ангелы были. И я в них верю.
— Интересно. Мало ли чего тебе хочется. Тебе хочется, чтобы твоя жена была тебе верна, и ты в это веришь, а она вытворяет в это время, бог знает что.
— Поэтому у меня нет жены.
— То есть ты не знаешь, есть ли ангелы?
— Я верю, что они есть.
— Но не знаешь наверняка? Как же ты пишешь книги? Ведь писатель должен все знать!
— Почему все?
— Ну, вот в цирке клоун. Он всех смешит, повторяет трюки за гимнастами, падает, кувыркается. Но ведь чтобы делать это легко, он должен уметь делать все это лучше всяких гимнастов! Так и писатель. Ведь в своих книгах ты описываешь чужие жизни, значит, все должен уметь.
— Сравнение с клоуном не вполне уместно. Клоун в центре арены, он сам главное действующее лицо, а писатель за кадром, извне.
— Но ведь ты же сам говорил, что все должен пропустить через себя, значит, ты тоже в центре арены!
— Должен.… А если мне нужно описать смерть своего героя, я должен сначала умереть сам? Или как ты себе представляешь это умение?
— Ну, это, наверное, не требует специального умения, это умеют все.
— Никто этого не умеет.
— Тогда люди умирают неправильно.
— Может быть. И уж точно не тогда, когда им этого хочется. Но ведь именно смерть определяет всю жизнь человека. Знание, что когда-нибудь придет конец жизни, является определяющим для самой жизни. Правда, не у всех ….
— Ты считаешь себя в праве судить кого-то?
— Нет.
— Но ты же судишь, — она внимательно рассматривала его профиль, — Любой твой текст это взгляд сверху на живого человека. Понимаешь? Сверху!
Он усмехнулся.
— Ты хочешь, чтобы я писал на потолке?
Она не улыбнулась, подняла плечи, закуталась в платок, сказала куда-то в сторону:
— Жить правильно — безумно скучно.
— Никогда не смогу этого оценить, так как никогда не жил правильно.
Он вновь попытался рассмеяться. Она вновь не улыбнулась.
— Иногда мне кажется, что твои книги интереснее, чем ты сам. Ты не обиделся?
— Нет. Кто-то сказал, что самые грустные люди — это юмористы и актеры-комики, самые скучные — это писатели увлекательных книг, самые веселые — убийцы.
— От чего же они веселятся?
— Наверное, от страха. Только они этого пока не понимают.
— Скажи, — она опять повернулась к нему. — Если погибает человечек, у которого был ангел-хранитель, этого ангела наказывают?
— Нет, он просто плачет.
Она насупилась.
— Ты говоришь это таким тоном, словно смеешься надо мной.
