Он коротко прижался губами к моим и расслабил хватку.
Я выдохнул, и на мгновение жидкость вокруг меня окрасилась розовым.
«Ты в порядке, Брэйди, — сказал Кэм у меня в голове. — Ты будешь в порядке. А теперь мы поспим. Закрой глаза».
И я послушался.
Глава двадцать
Солнце заставило меня открыть глаза.
— Где мы?
Кэм сверкнул улыбкой.
— Понятия не имею. Но это нормально.
Черт. Так и знал. Мы сидели на огороженном участке красной земли с клочками жухлой травы то тут, то там. Метрах в пятидесяти в лесополосе, высаженной вдоль берега реки, кричали попугаи. Если пойти по реке на восток, то за излучиной покажутся дымовые трубы и послышится звон металла, который разлетался эхом по всему городу и от которого содрогались стены лачуг из фиброволокна.
Если пойти на запад, то можно добраться до морского берега и мангровых зарослей, увидеть полусгнившие опоры старой пристани и ржавые ловушки для крокодилов, почти утопленные в соленой воде.
Копа.
На солнце Кэм был совсем другим. Я разглядел россыпь веснушек на его переносице — на станции никогда их не замечал. Его кожа светилась. Глаза казались еще зеленее обычного.
— Мы что, умерли? — Я посмотрел на свои руки. Они выглядели такими же бледно-нездоровыми, что и последние три года на Третьем. Чернота высосала из моей кожи все цвета.
— Нет. — Он протянул руку и сжал мою ладонь — его теплые пальцы сплелись с моими. — Обещай, что не испугаешься, Брэйди?
Твою ж… Я резко кивнул.
— Мы в стазисе, — пояснил Кэм и наморщил нос. — Это не реальность. Просто кое-что, что капсула для нас выбрала. Я никогда тут не был, так что это, наверное, твои воспоминания.
— Это Копа, — сказал я. Кричали попугаи, я чувствовал в воздухе запах глины. — Пожалуйста, прекрати это.
— Разве тебе не хочется быть здесь? — спросил Кэм, едва заметно нахмурившись.
— Это же нереально. — Лучше я буду жить в реальном кошмаре, чем в фальшивой фантазии. Что если я увижу Люси? Что если увижу отца? Пожалуйста, нет.
— Закрой глаза, — попросил Кэм.
Копа исчезла.
— Видишь нас?
— Не знаю, — ответил я, но что-то у меня в голове словно сдвинулось, и я вдруг понял, что вижу. Сердце бешено понеслось вскачь.
Мы лежали в капсуле, с головой в жидкости. И не тонули. Почему мы не тонули?
Руки Кэма обнимали меня.
«Я что, умираю?» — спросил я про себя.
«Нет».
Напротив, я исцелялся.
Пока я плавал в этой странной жиже, кровотечение остановилось. Ожоги зажили. Кости срослись.
Я потерял ощущение времени и места. Все ощущения, кроме близости Кэма. Мы были словно две детали конструктора — я уткнулся лицом под его подбородок, мы обнимали друг друга, наши ноги переплелись. Я слышал, как стучит его сердце.
«Пожалуйста, не дай им разобрать меня на кусочки, Кэм. Пожалуйста».
«Этого не произойдет, Брэйди». — Его голос был абсолютно спокоен.
«Мне нужно домой. По-настоящему. Ради Люси. Пожалуйста».
Он крепче стиснул вокруг меня руки.
«Прости, Брэйди. Мне очень жаль. Это был единственный способ спасти тебя».
«Тогда лучше бы ты дал мне умереть».
Что-то в жидкости поймало эту мысль, и я еще долго ощущал, как ее эхо топит нас обоих в чувстве сожаления.
Не знаю, как я узнал, что он здесь, но как-то узнал. Когда Кай-Рен положил свои затянутые в перчатки ладони на поверхность капсулы, она слегка прогнулась, и возросшее давление ощущалось лаской. Рука Кэма взлетела вверх. Моя тоже. Две маленькие марионетки, танцующие, когда Кай-Рен тянул за ниточки.
Сначала меня охватила тревога. За ней последовал страх.
Я распахнул глаза и уставился сквозь молочную жижу и оболочку пузыря прямо в черную бесформенную маску Кай-Рена.
«Брэй-дии», — произнес он у меня в голове.
Мое сердце зачастило, но я не мог опустить руку. Я больше не был самим собой — каким-то образом я превратился в деталь этой машины, и мое тело оказалось запрограммировано на выполнение определенной задачи. Я растопырил пальцы. Живот свело, когда Кай-Рен приложил свою руку к моей. Гладкая кожа капсулы скользила между моей ладонью и его перчаткой.
Его вторая рука накрыла пальцы Кэма.
Мы светились. По нашей коже бежали светящиеся буквы, мигая и сменяясь, пока Кай-Рен стоял рядом. Жизненные показатели, внезапно догадался я: сердечный ритм, температура, кровяное давление и частота дыхания.
Кай-Рен передвигал ладони, и наши двигались вместе с ним, а потом он вдруг шагнул в сторону.
По жидкости — по мне, по Кэму — пробежала рябь, и светящиеся символы исчезли. Кожа пузыря над нами начала растворяться. Еще несколько секунд, и я окажусь прямо в руках своих кошмаров.
«Нет, нет, нет, нет, нет».
Может, я еще задохнусь, как чуть не случилось с Кэмом? Вот только на этот раз капсулу открыли правильно. Я попытался шевельнуться, вырваться — я хотел, — но вместо этого на меня нахлынуло такое внезапное, абсолютное всепоглощающее спокойствие, что сразу стало ясно, что это действие какого-то препарата.
Уровень жидкости продолжал падать.
Наверное, был момент — даже мой полуотключенный мозг это заметил, — когда жижа в легких сменилась воздухом, и мое тело решило, что тонет. Я должен был бы запаниковать, начать биться в конвульсиях, но почему-то ничего не сделал. Я лежал в капсуле, продолжая обнимать Кэма, и чувствовал, как из онемевших губ течет слизь. Чувствовал, как воздух касается лица, наполняет легкие, но никакого резкого перехода. Жидкость вытекла, сменившись воздухом, а оболочка пузыря полностью растаяла.
Я посмотрел на Кэма и подивился тому, насколько расширены его зрачки. Они почти поглотили зеленую радужку. Его волосы, клейкие от слизи, липли к лицу.
«Прости, Брэйди».
Я попытался держать глаза открытыми, ведь над нами стоял Кай-Рен, но то, чем нас накачали, оказалось сильнее. Я всхлипнул, а Кай-Рен приподнял меня — мой кошмар почти поднял меня на руки. Я увидел лампы на потолке. Услышал шипение. Почувствовал пальцы Кай-Рена на своей шее.
«Кэм… Кэм…»
Ответил мне не Кэм:
«Тихо, маленький».
Интересно, вспышка страха, накрывшая меня, ударила и его, словно отдача? Тут до меня дошло: он собирается убить меня? Трахнуть, как Кэма? Разобрать на атомы и слушать, какие звуки я при этом издаю?
В комнате, куда принес меня Кай-Рен, было темно. Он опустил меня на пол и скользнул ладонью в перчатке по моей груди. Развел пальцы, накрыв рукой мой живот, и зашипел.
Я попытался перебороть действие препарата, который нагонял на меня сон, а потом вдруг задумался зачем. Разве беспамятство не дар?
Я застонал, когда Кай-Рен встал. На мгновение он оказался окутан тусклым светом, падавшим из коридора. Нависший надо мной Безликий, затянутый в черную боевую броню, высокий и молчаливый — существо из моих кошмаров, из кошмаров всех людей на свете.
А потом он пропал, и дверь скользнула на место за его спиной.
Папа часто пел мне. Его голос охрип от сигарет и работы в плавильне. Он был сиплым и скрипучим, но все равно… идеальным. Когда я боялся темноты, то слушал голос отца. Некоторые песни были на незнакомых языках. Песни, которые пел ему его отец, но папа не знал, о чем они и чьи. Значение слов оказалось давно утрачено, а звуки остались. Как эхо.
Я пялился в черное ничто и шептал себе под нос эти песни, в надежде что это поможет мне успокоиться. Но ничего подобного. Это лишь напомнило мне о том, насколько я крохотен, незначителен и как далеко сейчас от дома.
В темноте я не понимал, сколько проспал да и спал ли вообще. Может, я просто лежал, пока действие наркотиков не прошло, а может, мне приснилось, что я лежал. Я знал лишь, что в какой-то момент вдруг смог снова двигаться.
Я пошевелил пальцами рук и ног, проверяя состояние. После того как меня избили и бросили в зале ультрафиолета подыхать, на мне живого места не должно было остаться. Но сейчас ничего даже не болело. Я помнил, что из руки торчала кость. Но не нащупал даже шрама.
