– Небеса милосердные! – оторопел Хоул. – Я уж думал, в камень обращусь! Что случилось?
Софи в ответ рявкнула:
– Который на вас костюм?!
Хоул оглядел свое черное одеяние.
– А что, это так важно?
– Да! – зарычала Софи. – И прекратите кормить меня баснями о вашем якобы трауре! Который это костюм?
Хоул пожал плечами и приподнял один длинный рукав, словно и сам не знал, какой он на самом деле. Он изумленно посмотрел на него. Чернота сбежала с рукава – от плеча до острого хвоста. Плечо и верх рукава побурели, потом посерели, а острый кончик все темнел и темнел, и вот уже Хоул был облачен в черный костюм, у которого один рукав был голубой с серебром, а хвост его словно бы уронили в деготь.
– Этот, – сказал чародей, и чернота снова поднялась до самого плеча.
Софи почему-то еще больше разозлилась. У нее даже слова кончились – остались силы лишь фыркнуть.
– Софи! – умоляюще рассмеялся Хоул со своей самой обаятельной улыбкой.
Человек-пес пихнул дверь и протопал в лавку. Он не любил, чтобы Софи и Хоул подолгу разговаривали наедине.
Хоул поглядел на пса.
– У вас что, теперь еще и волкодав? – спросил он, словно рад был сменить тему разговора. – Двух собак нам, пожалуй, не прокормить.
– Это один и тот же пес, – сердито ответила Софи. – Он заколдован.
– Правда? – И Хоул кинулся к псу с такой скоростью, что сразу стало понятно, как рад он отделаться от Софи. Только человек-пес, разумеется, этого не потерпел. Он отпрянул. Хоул сделал бросок и ухватил пса за косматую шерсть, не дав ему выйти во двор.
– Попался! – сказал он и встал на колени, чтобы посмотреть в полускрытые шерстью глаза пса. – Софи, – ужаснулся он, – ну почему же вы раньше мне об этом не говорили?! Это же не пес, это человек, и он в ужасном состоянии! – Хоул развернулся на одном колене, не выпуская пса. Софи встретила стеклянный взгляд Хоула и поняла, что он зол, и зол крепко.
Отлично. На войне как на войне.
– Сами бы могли заметить, – уронила Софи, не менее зло глядя на чародея в ответ и вызывая его на то, чтобы он пустил в ход свое самое грозное оружие – зеленую слизь. – Да и пес не хотел…
Хоул разозлился так, что не стал ее слушать. Он вскочил на ноги и потянул пса за собой по плиткам.
– Да, мог бы заметить и сам, если бы не был так занят другими делами, – сказал он. – Идемте, – вежливо пригласил он пса. – Мне надо показать вас Кальциферу. Майкл! – завопил он.
В этом вопле было нечто такое особенное, что Майкл тут же примчался.
– А ты – ты знал, что эта собака – заколдованный человек? – спросил Хоул, вместе с Майклом затаскивая упирающуюся гору шерсти вверх по лестнице.
– Да вы что?! – Майкл был поражен.
– Тогда во всем виновата одна Софи, – прокряхтел Хоул, волоча пса через кладовку. – Такие штучки очень в ее духе! Но ты-то об этом знал, правда, Кальцифер? – И они подтащили пса к очагу.
Кальцифер пятился, пока не уперся в заднюю стенку очага.
– Ты не спрашивал, – промямлил он.
– Я что, должен тебя спрашивать?! – прошипел Хоул. – Ладно, я сам должен был заметить! Ну и гадина ты все-таки, Кальцифер! Подумал бы лучше, как Ведьма обращается со своим демоном, – по сравнению с этим жизнь у тебя до омерзения сладкая, а все, чего я у тебя прошу взамен, – это сообщать мне то, что мне нужно. И ты меня подвел уже дважды! А теперь сделай милость, помоги мне вернуть этому созданию его подлинное обличье! Сию же секунду!
Кальцифер приобрел неожиданно нездоровый оттенок.
– Хорошо, – сердито ответил он.
Человек-пес отчаянно пытался увернуться, но Хоул уперся плечом ему в грудь и толкнул его вверх, так что пришлось бедняге волей-неволей подниматься на задние лапы. Хоул с Майклом не давали ему опуститься обратно.
– Чего это глупое создание так упирается? – пропыхтел Хоул. – Кажется, это опять проделки Болотной Ведьмы!
– Да. Многослойное заклятье, – сообщил Кальцифер.
– Долой собачий слой, – велел Хоул.
Кальцифер взмыл под трубу ревущей темно-синей волной. Софи, благоразумно наблюдавшая за происходящим от двери кладовки, видела, как очертания косматого пса растворяются в силуэте человека. Человек выцвел, превратившись в собаку, снова обернулся человеком, растаял, потом сгустился. И вот наконец Хоул с Майклом держали за руки рыжеволосого юношу в измятом коричневом костюме. Ничего странного, подумала Софи, что она его не узнавала. Если не считать испуганного взгляда, это лицо было начисто лишено индивидуальности.
– Ну и кто же вы, дружище? – спросил Хоул.
Человек поднял трясущиеся руки и несмело ощупал лицо.
– Я… Не знаю…
– Последнее имя, на которое он отзывался, было Персиваль, – подал голос Кальцифер.
Человек поглядел на Кальцифера так, словно горько сожалел, что Кальциферу это известно.
– Да? – выдавил он.
– Тогда мы пока что будем звать вас Персивалем, – решил Хоул. Он развернул бывшего пса и усадил его в кресло. – Посидите здесь, отдохните и расскажите нам, что помните. Судя по моим ощущениям, над вами некоторое время властвовала Ведьма.
– Да, – ответил Персиваль и снова потер лицо. – Она сняла мне голову. Помню… помню, как лежу на полке и гляжу на остального себя…
Майкл был потрясен.
– Но вы же должны были умереть! – запротестовал он.
– Необязательно, – сказал Хоул. – Ты до этой ступени магии еще не добрался, но я могу отделить от тебя любую часть и сделать так, что остальное твое тело будет жить, надо только найти правильный подход. – Он озабоченно поглядел на бывшего пса. – Только, по-моему, Ведьма пристроила эту голову куда-то не туда.
Кальцифер, который изо всех сил старался сделать вид, будто в лепешку расшибается ради Хоула, вставил свое словечко:
– Этот человек неполон, и в нем есть части другого человека…
Персиваль перепугался еще больше.
– Кальцифер, прекрати его волновать, – рассердился Хоул. – Ему и так уже достаточно худо. Дружище, вы знаете, почему Ведьма сняла вам голову? – спросил он Персиваля.
– Нет, – ответил Персиваль. – Ничего не помню.
Софи понимала, что это явное вранье. Она тихонечко фыркнула.
Тут Майкла осенила блестящая мысль. Он склонился над Персивалем и спросил:
– Скажите, вам случалось отзываться на имя Джастин – или на ваше королевское высочество?
Софи снова фыркнула. Она знала, что это смехотворно, еще до того, как Персиваль сказал:
– Нет. Ведьма звала меня Гастон, но это не настоящее мое имя.
– Да не наседай ты на него так, Майкл, – поморщился Хоул. – И пожалуйста, не заставляй Софи снова фыркать. В таком настроении она способна весь замок обрушить.
Хотя эти слова ясно показывали, что Хоул больше не злится, Софи обнаружила, что сама она разозлилась пуще прежнего. Она зашаркала в лавку и принялась шумно там возиться, запирая двери и убирая все на ночь. Потом Софи пошла поглядеть на свои нарциссы. С ними что-то не заладилось. Они превратились в мокрые бурые нити, свисающие из ведра, до краев полного какой-то жижи, которая пахла настолько пакостно, что подобной вони Софи в жизни не слыхивала.
– Пропади все пропадом!!! – закричала Софи.
– Ну что опять? – устало поинтересовался Хоул, входя в лавку. Он нагнулся над ведром и принюхался. – Кажется, у вас тут отличный гербицид. Не хотите опробовать его на тех сорняках, которые заполонили подъездную аллею к особняку?
Персиваль нервно обернулся. Ему дали гитару, как дают младенцу погремушку, и он сидел в кресле, извлекая из нее ужасный дребезг.
– Сходите с ней, Персиваль, – попросил Хоул. – Она в такой ярости, что как бы все деревья не истребила.
Тогда Персиваль отложил гитару и осторожно взял у Софи ведро. Софи ступила в золотой летний вечер в Долине. Все кругом были так поглощены своими делами, что не обращали внимания на особняк. Он был куда величественнее, чем думала Софи. Она заметила поросшую травой террасу со статуями и лестницу, спускавшуюся на аллею. Когда Софи обернулась, чтобы поторопить Персиваля, она обнаружила, что дом очень большой, со статуями на крыше и рядами окон. Но он давным-давно пустовал. По облезлым стенам под каждым окном ползла зеленая плесень. Окна были перебиты, а ставни, которые должны были аккуратно прилегать к стенам, посерели, покосились и пошли пузырями.
