В комнате было так тихо, что Полли сразу услышала тиканье часов. И все-таки тихо было не совсем: где-то что-то гудело. Если бы тогда уже изобрели пылесос, Полли подумала бы, что это он и работает за несколько комнат и этажей отсюда. Но звук был приятней, чем у пылесоса, и очень, очень тихий.
– Иди, тут никого нет, – сказала она, и грязный Дигори, моргая, вышел из прохода (грязной, конечно, была и Полли).
– Стоило лезть! – сказал он. – Совсем он не пустой. Давай уйдём, пока они не вернулись.
– Как ты думаешь, кто здесь живёт? – спросила Полли, указывая на зелёные и жёлтые кольца.
– А какое нам дело! – сказал Дигори. – Давай… – Но фразы он не кончил.
Кресло с высокой спинкой, стоявшее перед камином, задвигалось, а из-за него, как в пантомиме, вылез дядя Эндрью. Они были не в пустом доме, они были в доме Дигори, да ещё и в заповедной мансарде! Дети хором выговорили: «О-о-ой!» Теперь обоим казалось, что иначе и быть не могло, слишком мало они прошли.
Дядя Эндрью был очень высоким и тощим, длиннолицым, остроносым, с необычайно блестящими глазами и седыми взъерошенными волосами. Сейчас он казался ещё страшнее, чем обычно. Дигори просто говорить не мог. Полли испугалась меньше, но и ей стало не по себе, когда дядя Эндрью молча прошёл к дверям и запер их на ключ. После этого он повернулся к детям, взглянул на них сверкающими глазами и обнажил в улыбке острые зубы.
– Ну вот! – сказал он. – Теперь моя дура-сестрица до вас не доберётся.
Полли и не думала, что от взрослых можно такое ожидать. Она ужасно испугалась, и оба они с Дигори попятились к дверце, в которую вошли, но дядя обогнал их – он запер и её, а вдобавок встал перед нею. Потом он потёр руки так, что пальцы затрещали (пальцы у него были длинные и белые).
– Счастлив вас видеть, – сказал он. – Двое деток – именно то, что мне нужно.
– Мистер Кеттерли, – сказала Полли, – мне пора обедать, меня ждут дома. Отпустите нас, пожалуйста!..
– Со временем, со временем, – сказал дядя Эндрью. – Нельзя упускать такой случай. Мне не хватало именно двух деток. Понимаете, я ставлю небывалый, великий опыт. С морской свинкой как будто бы получилось. Но свинка ничего не расскажет. Да ей и не объяснишь, как вернуться.
– Дядя, – сказал Дигори, – обедать и правда пора, нас станут искать. Вы должны отпустить…
– Должен? – спросил дядя Эндрью. Дигори и Полли переглянулись. Говорить они не смели, но взгляды их значили: «Ужас какой!» и «Надо его умаслить».
– Если вы нас выпустите, – сказала Полли, – мы придём после обеда.
– Кто вас знает? – сказал дядя Эндрью и хитро усмехнулся. Но тут же передумал. – Хорошо, – проговорил он, – надо так надо. На что таким детям старый, скучный человек!.. – Он вздохнул. – Если бы вы знали, как мне бывает одиноко. Да что там… Идите, обедайте. Только сперва я вам кое-что подарю. Не каждый день у меня бывают маленькие девочки, особенно – такие милые…
Полли подумала, что он не такой уж и сумасшедший.
– Хочешь колечко, душечка? – спросил её дядя Эндрью.
– Жёлтое или зелёное? – спросила она. – Какая прелесть!
– Нет, не зелёное, – сказал дядя. – Мне очень жаль, но зелёное я дать не могу. А жёлтое – с удовольствием. Бери и носи на здоровье. Ну, бери!
Полли больше не боялась, дядя был совсем не сумасшедший, а кольца и впрямь прелестны. Она шагнула к столу.
– Смотрите-ка! – сказала она. – Гудит и гудит, как будто сами кольца.
– Какая странная мысль! – сказал дядя и засмеялся. Смех был вполне естественный, однако Дигори не понравилось слишком бодрое, чуть ли не алчное выражение дядиных глаз.
– Полли, не бери! – крикнул он. – Не трогай!
Но было поздно. Он еще говорил, когда Полли коснулась одного кольца – и сразу же, без звука, исчезла. Дигори и его дядя остались одни.
Глава вторая
Дигори и его дядя
Случилось это так неожиданно и так походило на страшный сон, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрью зажал ему рот рукой, прошипел: «Не смей!» – и прибавил помягче:
– Не шуми, твоя мама услышит. Зачем её пугать?
Дигори говорил потом, что его просто затошнило от такой подлой уловки. Но, конечно, кричать он больше не стал.
– То-то, – сказал дядя. – Ничего не поделаешь, каждый бы удивился. Я и сам удивился вчера, когда исчезла свинка.
– Это вы и кричали? – спросил Дигори.
– Ах, ты слышал? Ты что, следил за мной?
– Нет, – сердито сказал Дигори. – Вы объясните, что с Полли!
– Поздравь меня, мой мальчик, – сказал дядя Эндрью, потирая руки. – Опыт удался. Девочка исчезла… сгинула… в этом мире её нет.
– Что вы с ней сделали?!
– Послал… э… в другое место.
– Не понимаю, – сказал Дигори.
Дядя Эндрью опустился в кресло и сказал:
– Что ж, я тебе объясню. Ты слышал когда-нибудь о мисс Лё Фэй?
– Она наша двоюродная бабушка? – припомнил Дигори.
– Не совсем, – сказал дядя Эндрью, – она моя крёстная. Вон её портрет, смотри.
Дигори посмотрел и увидел на выцветшей фотографии старую даму в чепце. Теперь он вспомнил, что такой же портрет видел ещё дома, в комоде, и спросил маму, кто это, и мама почему-то замялась. Лицо было неприятное, но кто его знает, на этих старинных фотографиях…
– Кажется… кажется, она была… не совсем хорошая? – спросил он.
– Ну, – отвечал дядя Эндрью, – это зависит от того, что называть хорошим. Люди узки, мой друг. Да, странности у неё были. Бывали и… чудачества. Иначе её не поместили бы…
– В сумасшедший дом?
– Нет, нет, нет! – Дядя был шокирован. – Ничего подобного! В тюрьму.
– Ой! – сказал Дигори. – А за что?
– Бедная женщина! – со вздохом проговорил дядя. – Не хватило благоразумия… Но не будем в это вдаваться. Ко мне она всегда была добра.
– Да при чём тут это! – вскричал Дигори. – Где Полли?
– Всё в своё время, мой друг, – сказал дядя. – Мисс Лё Фэй выпустили, и после этого она почти никого не хотела видеть. Я был из тех немногих, кого она ещё принимала. Видишь ли, её стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас с ней были общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в её шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Как только я эту шкатулку тронул, я почувствовал – да, просто пальцами, – что в моих руках огромная тайна. Когда я принёс, она отдала мне её и приказала, не открывая, сжечь сразу после её смерти с определенными церемониями. Конечно, я этого не сделал.
– И очень плохо, – сказал Дигори.
– Плохо? – удивился дядя. – А, понимаю! По-твоему, надо выполнять обещания. Резонно, резонно, вот ты и выполняй. Но, сам посуди, такие правила хороши для слуг, детей, женщин, вообще для людей, но не для великих учёных, мыслителей и мудрецов. Нет, Дигори. Те, кто причастен тайной мудрости, свободны и от мещанских правил, и от мещанских радостей. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необычна. Удел наш высок, мы одиноки…
Он вздохнул с такой благородной, такой таинственной печалью, что Дигори целую секунду сочувствовал ему. Но тут он вспомнил, какими были дядины глаза, когда он предлагал Полли кольцо, и подумал: «Ага, это значит, что он может делать всё, что ему угодно!..»
– Конечно, шкатулку я открыл не сразу, – продолжал дядя. – Я опасался, нет ли в ней чего-нибудь… нежелательного. Моя крёстная была чрезвычайно своеобразной дамой. Собственно, она последняя из смертных, в ком текла кровь фей. Сама она ещё застала двух таких женщин – герцогиню и подёнщицу. Ты, Дигори, беседуешь с последним человеком, у которого была фея-крёстная. Будет что вспомнить в старости, мой мальчик!
«Ведьма она, а не фея!» – подумал Дигори и снова спросил:
– А где же Полли?
– Какой ты нетерпеливый! – сказал дядя. – Разве в этом дело? Сперва, конечно, я осмотрел шкатулку. Она была очень старинная. Я сразу понял, что это не Греция, не Египет, не Вавилон и не страна хеттов, даже не Китай. Она была древнее всех этих стран. Наконец, в один поистине великий день, я догадался, что сделана она в Атлантиде, то есть на много веков раньше, чем те каменные штуковины, которые выкапывают в Европе. Да, это вам не грубый топор! Ещё на заре времён в Атлантиде были дворцы, и храмы, и учёные.
