является самой лучшей в мире, самой богатой, в большинстве своем хорошо образованной, высококультурной, имеет все, что необходимо, и факты подтверждают это, - то и тогда я скажу, что такая молитва неправильная, ведь молитва не должна удовлетворять эго, молитва должна уничтожать эго».
Ректор сказал мне: «Прости меня и, пожалуйста, забудь об этом, и я надеюсь, что у нас никогда больше не будет конфликтов ».
Я сказал: «Это зависит от вас. Если вы будете вести себя правильно и обещаете вести себя правильно, то такая ситуация, может быть, и не возникнет. Разве не могли вы принять мои аргументы со смирением? Они же ведь правильные. Вы думаете, что они были каким-то оскорблением для вас? Это подняло бы ваш статус перед всей школой, это показало бы, что вы человек достоинства, который не колеблется оказать уважение к правильным аргументам, исходящим хотя бы и от ребенка, который уважает разум».
«Вы упустили эту возможность; вы принесли свою трость. И потом снова вы создали для себя проблему; вы дали мне еще один шанс доказать, что вы трус. Вы неразумны, в вас нет уважения к разуму или к ребенку - и вы трус: вам следовало бы бить меня! Какое бы имело значение, что вы оказались бы за решеткой? Ведь вопрос стоял о ваших принципах. Если вы правы, то лучше уж оказаться за решеткой. Но будьте правы, сражайтесь за это!»
На протяжении трех лет он избегал меня. Но я не скажу, что это была вредность, хотя так может показаться. Я не вижу ни одного пункта, из которого вытекало бы, что это была вредность. На протяжении трех лет, пока я был в колледже, у нас было молчание. Десятиминутное молчание вместо молитвы, поскольку они не могли найти ничего лучшего. Что бы они ни придумали, я мог найти в этом изъяны. А без моего утверждения не допускалось ничего. Так что наконец они решили: «Пусть этот мальчик отправляется отсюда, тогда...» И в тот день, когда я покинул колледж и отправился в университет...
На какие-то праздники я вернулся и пошел в колледж посмотреть, что там происходит: дети снова повторяли ту же песню. Я пошел к ректору и сказал: «Я пришел как раз, чтобы проверить. До вашего ума ничего не дошло - вы снова принялись за свое».
Но он сказал: «Оставьте нас, пожалуйста. Я боялся, что если вы провалитесь на экзаменах, то останетесь здесь еще на один год. Я молился за то, чтобы вы поступили. Я говорил всем преподавателям, чтобы они поддерживали вас, помогли вам поступить. В любом случае вы не должны были провалиться, иначе еще один год... Но теперь оставьте нас».
Я сказал: «Я не буду возвращаться сюда снова и снова. Я пришел лишь, чтобы проверить, есть ли в вас хоть какой-нибудь ум или нет, и вот вы представляетесь мне абсолютно неразумным человеком. Вы окончили аспирантуру, окончили ее по отделению математики, - которая является развитием логики, - но вы не понимаете простых вещей. Я не буду приходить сюда, потому что я занят в университете. Там так много проблем, что я не могу уделять внимание вашему колледжу».
Одним из моих преподавателей в колледже был г-н Нигам; он преподавал химию. Я знал его, весь город знал его, и был он таким злым, насильственным и идиотическим человеком, что против него никто не поднимал и голоса. Он убил свою жену, чему я был единственным свидетелем.
Я был свидетелем, потому что сидел на мангровом дереве. На мангровых деревьях уже созрели плоды, а это было ничье дерево, поэтому я ни у кого ничего не воровал. В Индии мангровые деревья сажают вдоль дорог. Они дают тень и, кроме того, очень вкусные плоды; поэтому многие люди из милосердия высаживают мангровые деревья. Мангровые деревья сажают муниципальные комитеты, корпорации. Так что это было общественное дерево, и никто не мог сказать мне: «Ты воруешь», - или что-нибудь в этом роде.
Это мангровое дерево росло рядом с забором г-на Нигама, за забором, и он не знал, что на дереве кто-то сидит. Уже немного стемнело, солнце почти скрылось, и я видел, как он тащил свою жену. Он столкнул жену в колодец - в его саду был колодец — и потом принялся кричать: «Моя жена упала в колодец!»
Сбежались соседи. Я тоже спустился вниз, но подумал, что лучше сначала спросить у отца: «Нужно ли мне вмешиваться в это дело или нет - ведь я единственный свидетель того, как этот человек столкнул свою жену в колодец».
Отец сказал: «Прежде всего, что ты там делал?»
Я сказал: «Я просто сорвал несколько плодов мангры. Если даже это преступление, то не такое, как преступление человека, сбросившего свою жену в колодец. Если за это последует какое-то наказание, я готов. Я взял всего лишь два плода. Если кто-то хочет за них деньги, дай ему денег, но подскажи, что же мне делать. Следует ли мне говорить? Ведь этот человек пытается доказать, что его жена упала».
А жена его умерла - колодец был очень глубоким. Город мой такой, что половина его стоит на холме, а другая половина — внизу в долине. Ездить на велосипеде по городу очень трудно. Спускаться вниз очень легко, но вот подниматься приходится пешком вместе с велосипедом, ехать на нем невозможно. Из-за этого нет у нас и велосипедных рикш. Так что половина города стоит на холме, это довольно плоский холм - и потом вдруг склон.
Середина города стоит на склоне, а другая половина, главная часть города, стоит в долине - главный рынок и все такое. В долине колодцы строить очень легко. Можно выкопать колодец в одиночку, нет особых проблем: достаточно двух, двух с половиной метров - и вы добираетесь до воды, потому что река как раз рядом. Но наверху, чтобы добраться до воды, потребуется метров двадцать.
Этот г-н Нигам жил наверху, так что колодец у него был очень глубоким, глубиной двадцать метров, и вода в нем была очень глубокой.
К тому времени, как собрались люди, жена его умерла.
Может быть, она умерла еще до того, как достигла воды. Двадцать метров падения в колодце... Она, наверное, ударилась обо что-нибудь. Колодец был не очень широким, поэтому она ударилась, наверное, о его стенки, потому что, когда тело вытащили на поверхность, оно кровоточило во многих местах. Ее голова и тело были разбиты, и из них текла кровь, так что она умерла еще при падении - или, может быть, еще немного жизни оставалось в ней, когда она достигла воды.
Теперь этот человек, когда он в первый день пришел преподавать... Прежде всего проходит перекличка; каждый присутствующий говорит: «Да, сэр», или «Здесь, сэр», - а если кто отсутствует, то за него никто не говорит, и поэтому его отмечают, как отсутствующего. Я сказал: «Да, мистер».
Он посмотрел на меня и сказал: «Ты что, не слышал, что все говорят: «Да, сэр»? А ты говоришь: «Да, мистер». У тебя что, нет никакого уважения к преподавателю?»
Я сказал: «У меня есть уважение к уважаемым людям. Вас же я знаю прекрасно. В тот день, когда вашу жену столкнули в колодец, я сидел на мангровом дереве перед вашим домом. Я все еще могу раскрыть это дело... И вы хотите, чтобы я называл вас сэром?»
«В классе есть студент, который живет рядом с домом проститутки. Вы посещаете ее почти каждый день. Хотите ли вы, чтобы я назвал имя этого мальчика и попросил его выйти и рассказать, как он каждый день видит вас в доме проститутки? И еще есть мальчик, отец которого торгует вином и всякого рода наркотиками. Он может встать по моей просьбе и рассказать, какого рода вещи вы постоянно покупаете у его отца. И вы все еще хотите, чтобы я называл вас сэром?»
Это, конечно, выглядит как вредность, но не для меня. Он очень разозлился. Он отвел меня к ректору, и ректор сказал: «Вам бы лучше уладить это самому».
Но он сказал: «Нет. Этот мальчик собирается испортить весь класс. Он говорил классу: «Начиная с завтрашнего дня пусть никто не обращается к нему 'сэр'».
Я сказал ректору: «Вот это причины; теперь скажите мне, должны ли мы называть этого человека сэром. Что касается меня, то и мистером называть его слишком много. Если он не согласится на мистера, то я найду что-нибудь похуже».
Ректор отвел его в сторону и сказал: «Вам лучше согласиться на мистера. Это не плохое слово, оно очень уважительное. Вреда нет, ведь то, что он говорит... и у него есть доказательства.
И ведь он говорит, что был свидетелем того, как вы столкнули свою жену. Он опасен, он может пойти в полицию, и у вас будут неприятности. И он не боится ваших угроз или того, чего боятся ваши соседи».
Этот человек согласился на мистера. Весь класс... и потом я начал распространять это на другие классы: «Вы должны называть его мистером». Наконец он уволился. Видя, что вся школа знает все, о чем я говорил, он уволился; не только уволился, но и уехал из города в другое место.
