школы, они поклялись быть подружками другу друга на свадьбах, хотя до этого так и не дошло.
Холодок наверху лестницы сгущался.
— Мне бы хотелось услышать версию Алисии, — упрямо проговорил Бирн.
— По-моему, она вышла на улицу. Решила прогуляться.
—
Вдали в коридоре хлопнула дверь. Она была открыта, но вдруг качнулась и ударила в раму с такой силой, что мужчины услышали треск.
Они повернули к третьей комнате.
И вновь послышались голоса; скользя по воздуху, звуки со злобой проникали в рассудок. Дверь теперь чуть раскачивалась — тихо и деликатно. Саймон шагнул вперед.
Холод резал ножом. Он мешал Бирну дышать, колол легкие, толкая его прочь отсюда. Против воли он обнаружил, что поворачивается.
Старик остался наверху лестницы. Он теперь был не один. Их было трое: две женщины и один мужчина — явно знакомый и принадлежащий семье.
— Что вы делаете здесь? — спросил Бирн. Но дверь позади него вновь хлопнула, и, обернувшись, он увидел, что Саймон входит в третью комнату.
В смятении, испытывая еще больший страх перед тем, что ожидало его наверху лестницы, Физекерли Бирн нырнул следом за ним.
Сперва он подумал, что Листовик все-таки прорвался в дом. Повсюду были листья, огромные ветви свисали перед лицом. Какие-то шипы цеплялись за его джинсы. Время близилось к ночи, лучи неяркой луны пробивались сквозь древесный полог. В ее неровном свете он заметил Саймона, пробиравшегося между деревьев к другому источнику света.
И тут Бирн внезапно понял, куда попал. На дорогу. Чудовищную дорогу, что окружает поместье, на которой визжат машины в своем непристойном полете. Что-то крича, Саймон нырнул в кусты.
За шумом он не разбирает слов. Саймон кричит, машины ревут, а проклятые листья закрывают глаза, мешая смотреть.
Холод не отступает. Трава под ногой заледенела от мороза, лед поблескивает на лужицах возле дороги.
И машины, рыча, проносятся мимо, рокот моторов мешает ему думать. Он кричит Саймону, но голос его растворяется в шуме.
И тут он видит. Видит, как Саймон выбегает на дорогу, и машина дергается, внезапно быстро поворачиваясь. Черный лед, подсказывает ум. Водитель жмет на тормоз, шины скользят по льду… Машина несется поперек дороги и ударяется в одно из деревьев. Звук лопающихся шин, звон стекла, скрежет металла. Саймон еще бежит, а вокруг сигналят машины; замедляя ход, они гневно поблескивают фарами, объезжая разбитый автомобиль.
Но все торопятся в город, выезжают на обочину и, объехав, продолжают движение, словно ничего важного здесь не случилось.
Машина ударилась в ствол дерева, передние колеса оторвались от земли, лобовое стекло разбито: пробив его головой, кто-то вывалился на капот, испачкав металл кровью…
Никаких пристяжных поясов, отмечает Бирн. Почему они не пристегнулись?.. И вдруг понимает, что это за машина: «зефир» выпуска 50-х годов. Обтекаемые странные плавники, черные с красным сиденья…
Саймон рвет дверь.
Это
Она выпадает из его рук.
Элизабет/Элла/Рут/Кейт. Охваченные руками Родди/Питера/Саймона/Тома.
Бирн уже не способен думать. Он утратил четкое представление о прошлом и будущем. Он не может более отыскать нужный путь в меняющемся сценарии.
Он чувствует, как скользит, падает, ощущает прикосновение листьев к лицу… Тело лежит на капоте, окрашенный алой кровью мужчина шевелится.
Бирну знакомы признаки муки, застывший взгляд, дергающийся нос и рот. Острые боли искажают его лицо, грудь и торс. Он шевелится на облупившейся черной краске, руки его прикованы к бедрам осколками стекла. Ему не встать.
Так вот как это происходит, думает он. Шэдуэлл/Уэзералл/Я. И чем же все окончится на этот раз?
Он хочет схватить за плечи Лайтоулера, оторвать его от женщины. Но он скован стеклом, его удерживают злобные когти.
Он кричит:
— Нет! Не надо, убирайся от нее! — Но без успеха. Слышен ли его голос? Ощущения его искажены болью. Он видит, как желтоволосый мужчина извлекает из кармана узкий и острый предмет. (Нож? Неужели это нож?) Рука его решительно проходит над животом женщины.
Вопли его смолкли. Мужчина поднимается, глядя на него.
Этот холодный, бесстрастный взгляд!
— Нет…
Он подходит ближе, не отводя глаз.
— О Джейми, в каком ты состоянии. Нет-нет, не пытайся подняться.
Сильная рука берет его за подбородок, так что они смотрят друг другу в глаза.
— Полагаю, что тебя уж я могу предоставить попечению природы. — Он улыбается. — Не могу сказать, чтобы мне было приятно наше знакомство, но какая разница в конце концов?
Поддерживавшая рука исчезает, и голова падает тяжелым камнем, по шее текут струйки крови.
Свет зажегся.
Саймон застыл с поднятой рукой, будто только что отвел ее от шеи Бирна. Лицо его подернула масляная серость, рот в ужасе открылся. Не думая, Бирн отшатнулся назад, и плечи его наткнулись на стену.
По ней ползла черная жижа, словно кровь, запятнавшая его спину.
В дверях появился Питер Лайтоулер.
— Вы убили Эллу! — закричал Бирн. — Вот что вы сделали!
Саймон медленно поворачивался лицом к отцу.
— Итак, дело в убийстве? И по этой причине ты изгнан, предан анафеме, назван злодеем…
— Но дом вполне способен солгать. — Невозмутимый тон Питера Лайтоулера, наблюдающие глаза. — И почему вы решили, что новая сценка представляет нечто большее, чем новый образец его фантазии? Кстати говоря, как и предыдущая. Просто вы предпочитаете видеть одно, а не другое… Вам спокойнее считать, что отцом Рут был Джейми. Но вас расстраивает то, что я убил Эллу. Как вы можете верить чему- либо происходящему здесь?
— Правильно! — вставил Саймон. — И я был там. И я тоже ударил ее! Только ты ножом, а я словом! Какая, в конце концов, разница? Я убил Рут… Ах, не надо смотреть на меня такими глазами!
Это было сказано Бирну, тот оставался у стены, в ужасе наблюдая за ними. Было трудно разделить изображения, изгнать из памяти запечатлевшуюся боль, мысли об убийстве. Он попытался сконцентрироваться на Саймоне и его словах. Важно все понять.
— Нет, — сказал он. — Это сделали не вы, Саймон. В случившемся с Рут не было вашей вины, так уж вышло.
— Однако это случилось здесь в доме, — рассудительным тоном заметил Питер Лайтоулер. — Это злой дом, и он всех направляет ко злу.
— Но вы убили Эллу, — сказал с уверенностью Бирн. — Подстроили ту аварию.
