— Хорошо. В общем, я называю куклу Джорджем и начинаю втыкать в нее иголки или вязальные спицы. И все. А теперь дай мне ее сюда.
— А это кто?
— Это Эл.
— Гэл?
— Эл. Но Гэл у меня тоже есть, ты его наверняка видел в ванной. Его я ненавижу больше всего.
— Ага, ясно... — пробормотал я. — А что бывает с Элом, Джорджем и прочими, когда ты втыкаешь в них иголки и булавки?
— Считается, что они должны заболеть. И даже умереть.
— А они...?
— Нет, никто из них не заболел, — сказала Черити совершенно искренним тоном. — Говорят тебе, это просто игра, вернее — не совсем игра, но что-то вроде... Если бы это срабатывало, то, можешь мне поверить, старина Эл уже давно бы истек кровью. Но он по-прежнему жив и здоров, хозяйничает в своей кондитерской.
Я молча отдал ей куклу, и Черити посмотрела на нее с сожалением.
— Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы колдовство иногда срабатывало. По временам я как будто даже верю в это. Представляешь, я втыкаю в них иглы, и они просто орут!
— А ну-ка, представь меня своим друзьям! — потребовал я.
— Что?
— Представь меня Элу, Гэлу и Джорджу, — повторил я, пьяно усмехаясь, и, схватив ее за руку, потащил в ванную. Черити раздраженно фыркнула, но подчинилась.
— Это — Фриц, это — Бруно, а это... А где же еще один?
— Который?
— Может быть, он упал за... — Черити встала коленями на край ванны и заглянула за нее, в узкий промежуток между ней и стеной. Когда она выпрямилась, ее лицо было пунцовым от усилий и гнева.
— Что тебе от меня надо? — прошипела она. — Прекрати валять дурака, слышишь? Я только развел руками.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, хватит... — сказала она сквозь зубы и ловко ощупала сначала мою
куртку, потом — пиджак. — Куда ты ее спрятал?
— Кого? — удивился я. — Здесь было только четыре куклы. — Я показал пальцем. — Эл, Фриц, Бруно и Гэл. Кстати, я так и не понял, который из них Гэл? Вон тот, крайний?
— Это Фредди, — отрезала Черити. — Он дал мне двадцатку, а сам вытащил у меня из сумочки двадцать три доллара. Грязная, грязная... Нет, Гэла здесь нет, а ведь он был самым лучшим. Ты точно не врешь, пупсик?
Внезапно она с размаху хлопнула себя по лбу.
— Окно!.. — воскликнула она и выбежала в комнату.
Я опустился на четвереньки, чтобы еще раз заглянуть под ванну, и только тут понял, что имела в виду Черити. В последний раз оглядевшись по сторонам, я вышел вслед за ней. Черити стояла возле открытого окна и, заслонив глаза ладонью, смотрела вниз.
— Кто бы мог подумать! — проговорила она в недоумении. — Кому могла понадобиться эта безделица?..
Я почувствовал, как под ложечкой у меня засосало от предчувствия неудачи.
— Ну и черт с ней, — продолжала Черити. — Я слеплю нового Гэла, хотя, конечно, у меня он вряд ли выйдет таким уродом. Идем, кофе уже, наверное... Эй, что с тобой, тебе нехорошо?
— Да, мне нехорошо, — ответил я.
— Из всех вещей, которые можно было украсть, — проговорила она уже из кухни, — этот ворюга выбрал именно восковую куклу. Хотела бы я знать, кто бы это мог быть?
Неожиданно я понял, кто это мог быть и, хлопнув кулаком по раскрытой ладони, расхохотался.
— Что с тобой? Ты спятил?
— Да, — ответил я. — У тебя есть телефон?
— Нет. Эй, ты куда?..
— Домой. Прощай, Черити.
— Постой, дорогой, не уходи. Я же только что сварила тебе кофе!
Я распахнул дверь, но она схватила меня за рукав.
— Ты не можешь уйти просто так! Как насчет того, чтобы дать Черити что-нибудь на память?
— Никак. Завтра ты подцепишь нового кавалера и наверстаешь все, что упустила сегодня. Если, конечно, после сегодняшних коктейлей из виски и хереса тебя не замучит похмелье, — бодро ответил я. — И не забудь те пять долларов, которые ты стащила с тарелки для чаевых. На твоем месте я бы в этом кабаке больше не появлялся — по-моему, официант видел, как ты лишила его честно заработанной пятерки.
— Ты не пьян!.. — ахнула она.
— Да и ты не такая уж красавица, — парировал я с ухмылкой и, послав ей воздушный поцелуй, выскользнул за дверь.
Наверное, я еще долго буду помнить ее такой, какой она была в этот момент — ее удивление и обиду, ее карие глаза, жалобно вытаращенные вслед уплывавшим из рук долларам, даже жалкое и бесполезное движение бедрами, которое она послала мне вслед, как последнюю мольбу.
Вы когда-нибудь пробовали найти телефонный автомат в пять часов утра?
Мне пришлось пройти не меньше девяти кварталов, прежде чем я поймал такси. А к тому времени, когда мы с водителем отыскали, наконец, работающий аппарат на одной из ночных бензоколонок, мы уже переехали мост Триборо и оказались в Квинсе.
— Алло? — послышалось в трубке, когда я набрал номер.
— Келли! — радостно завопил я. — Почему ты ничего мне не сказал? Я бы сэкономил не меньше шестидесяти долларов и избавил бы себя от самого сомнительного удовольствия, какое я только...
— Это не Келли, — сказал в трубке голос Милтона. — Гэл только что умер.
Это сообщение застало меня с открытым ртом, и я, наверное, некоторое время оставался в таком положении. Во всяком случае, когда я его закрыл, во рту у меня было холодно и сухо.
— Я сейчас приеду, — пробормотал я.
— Лучше не надо, — ответил Милтон. Голос у него дрожал, и я понял, что ему не вполне удается владеть собой. — Если только ты не хочешь... Нет, лучше не приезжай. Ты все равно ничем не сможешь помочь, а я в ближайшее время буду.., очень занят.
— А где Келли? — прошептал я.
— Я не знаю.
— Ну хорошо, — вздохнул я. — Позвони мне, когда освободишься.
Я снова сел в такси и велел везти меня домой. Дороги я не запомнил.
Иногда я думаю, что в то утро Келли мне просто приснился.
Большое количество спиртного, сильное волнение и тридцать часов без сна способны вырубить человека как наркоз, после которого он ничего не помнит. И все же просыпался я неохотно, чувствуя, что этот мир — далеко не самый лучший и не самый счастливый, чтобы спешить к нему возвращаться. Во всяком случае, не сегодня.
Несколько минут я лежал, тупо разглядывая свой книжный шкаф. Потом я закрыл глаза и, перевернувшись на другой бок, зарылся головой в подушку.
Когда я снова их открыл, то увидел Келли, который с непринужденной грацией расположился в моем кресле: длинные ноги свободно вытянуты, длинные руки лежат на поручнях, зоркие глаза до половины прикрыты веками.
Я не стал спрашивать, как он попал в квартиру — какой смысл, раз он все равно уже вошел? Я вообще ничего не сказал, ожидая, пока он заговорит сам, ибо мне вовсе не хотелось быть первым, кто сообщит Келли о смерти брата. К тому же я еще не совсем проснулся, так что я просто лежал и смотрел на него.
