- Да он и в мыслях не подумал подвергать вас длительному и трудному путешествию из-за каких-то низменных торгашеских дел….
- М-м-м-м-г! - раздалось возле моего уха. Кажется, девушка слишком расстраивается из-за пустяков? Иначе, зачем так мычать в капризной истерике? - А почему он мне не перезвонил с этого крабера?!
- Так ведь аппарат то мой! - по простецки пояснил я. - Я ему давал на время. А у него на корабле вроде старый был. Вот он и хотел уже позвонить перед лунманским прыжком. Может, забыл в суете предстартовой подготовки? Или неисправность, какая в крабере?
- Барон! Передайте этому…, м-м-м-м-мг,…если он вам позвонит, то передайте: я его видеть больше не хочу!!! И растерзаю как…, как…!
- Ну зачем же так? - стал укорять я девушку, а сам еле сдерживая смех от гневной непоследовательности. - Прежде чем растерзать, надо вначале хотя бы увидеть. Потом поймать. Потом приласкать, а уж потом… Он, между прочим, старается только лишь с мыслями о вашем счастье. А вы так плохо оцениваете его старания.
- Но как же он посмел улететь без меня?! - Амалия рыдала уже взахлёб. Я даже испугался, что слишком уж нафантазировал с полётом. Попытался утешить:
- Это же не надолго: неделя, максимум две, и вы снова вместе!
В ответ рыдания только усилились, раздался непонятный треск и крабер отключился навсегда. Я виновато развёл руками и примирительно глянул в сторону стоящего в дверях спальни Цой Тана. И столько обвинения читалось в его глазах, что я потерял свою знаменитую выдержку и стал оправдываться:
- Зато теперь звонить целую ночь не будет…
Но бедный граф Шалонер лишь с беспредельным фатализмом махнул рукой и ушёл в спальню делать вид, что отдыхает по приказу командира.
'Вот такая ваша воинская служба! - констатировал Булька в моих мозгах. - Никакой личной жизни! И ты меня ещё уговариваешь на эту каторгу?! Нехорошо, нехорошо…'
'Ну, вначале всегда трудно, - продолжил я раздеваться. - Зато потом: звания, награды, приключения, почет, слава, фанфары…'
'А кому и урна с прахом! - с ехидством воспользовался моей паузой риптон. - Разве что, порой, на урну приклеят Изумрудный Листок. И родственники с гордостью будут показывать на награду пальцем, хвастаясь перед друзьями и соседями. А в мыслях между тем прикидывая: 'За сколько можно продать этот Листок, если вдруг приспичит?'
'Слушай! Пацифист деланный! - я чуть в слух не заорал. - Твои шутки начинают переходить все границы! Мои друзья гибли не для того, что бы глумились над их памятью и прахом! А для того, что бы остальным людям жилось легче без окружающей их мрази! Что бы преступники не могли уничтожать жизнь как раз именно всех простых друзей и соседей, не мешали им радоваться солнцу, любить и продолжать род человеческий. И не только ради романтики они поступают на службу! И не только из-за фанфар и чисто условных наград! Лишая себя при этом спокойной жизни, семьи и счастья воспитывать и иметь детей. Они полностью отдают себя на борьбу справедливости со злом и никто не имеет права опошлять или осмеивать их выбор! Ты слышишь меня?! Никто!!!'
Весь, пылая гневом и кипя от распирающей меня ярости, вскочил под струи воды и какие-то время даже не ощущал их температуры. Лишь через минуты две я почувствовал их леденистую упругость и стал успокаиваться. Давно я так не срывался. Очень давно. Что-то я терять стал рассудительность. Только этого ещё не хватало…
Но и Булька, после очень длинной паузы решил таки извиняться:
'Танти, та не принимай мои слова так близко к сердцу. Я ж не со зла. Скорей просто от желания пофорсить своим интеллектом и добавить во всё немного юмора. И действительно этот юмор у меня стал в последнее время слишком чёрный. Так что прости меня. Не хотел я насмеяться над нашими товарищами'.
'Ага, 'над нашими'? Ты ведь служить не хочешь? Так зачем к военным подмазываешься?!
'Я хоть и учёный, но раз я при тебе наподобие ординарца или помощника, то значит тоже частично мобилизованный. Куда ж я денусь от вашей службы?'
'Давно бы так! - фыркнул я, и ещё больше добавил горячей воды. - Попаримся?!'
'С удовольствием!' - мысленно воскликнул успокоенный моим прощением риптон и стал поочерёдно открывать участки моей истинной кожи.
Когда прибыл Николя, мы усадили его на стул, и я ему дал конкретные указания: как дышать носом и как не сглатывать без особого предупреждения ни в коем случае. И уже через пять минут, или чуть более, Николя пробовал разговаривать баритоном барона Артура.
- Слушай, у тебя получается ещё натуральнее, чем у меня! - комментировал я, его потуги. - Булька говорит, что тебе и подправлять ничего не пришлось: это и так почти твой естественный голос.
- Но что-то мне там мешает. - Николя аккуратно поглаживал себя по шее в районе гортани.
- Это временно. А к завтрашнему обеду накладки вообще рассосутся.
- А есть и пить, они мне не помешают?
- Кому что, а тебе…
- Так ведь мы с Цой Таном праздновать вроде как собрались?
- Конечно! Теперь иди спрячься в душевую, мне уже стучали: мы ведь заказали массу выпивки и вагон лёгких закусок. Поэтому я должен лично впустить твои любимые лакомства в номер.
Отодвинув мебель, подпиравшую дверь, я впустил ловких и шустрых официантов с очередными столиками и провёл краткую беседу с начальником охраны.
- Нирьял, мы вначале намеревались отправиться отмечать сдачу экзамена в поместье к виконтам, но потом передумали. Знаю, знаю, что ты одобряешь! Просто у графа с невестой небольшая размолвка произошла, и мы решили от души напиться, не выходя из гостиницы. Но! Меня ни для кого нет! Всем можешь жаловаться: барон Аристронг сбежал от охраны и буянит с друзьями где-то в городе. Ты лишь выполняешь распоряжение, оставаясь на месте нашей постоянной дислокации. А будут спрашивать о Шалонере, отвечай: спешно отбыл в неизвестном направлении. И никаких посетителей даже на этаж не допускать! Учти: хоть раз побеспокоишь сам, то мы сразу подадимся в первый попавшийся ресторан. Ну и соответствующие меры приму за невыполнение приказа. Понятно?
- Нет проблем, Ваша Светлость! - начальник охраны рад был несказанно, что не придётся гоняться за объектом своего наблюдения по неизвестным и опасным местам. И вряд ли он допустит ко мне хоть самого императора. А уж Амалию, которая как я подозревал, может сюда наведаться, и подавно!
Когда я выбрался час спустя через один из канализационных люков, то не пожалел, что захватил с собой пластиковую накидку с капюшоном. Дождь лил как из ведра. Или, скорей, как из бочки. И вот под такой аккомпанемент хлещущих струй ещё час добирался на общественном транспорте к месту нашего сбора на окраине столицы.
Несмотря на жуткие погодные условия, патрули на перекрёстках действовали с прежним рвением и, похоже, не боялись промокнуть. Так и просвечивали пристальным взглядом старого ветерана, просто утомили своим вниманием. И скорей всего именно от скуки: так как людей на улицах почти не было. Один раз меня даже проверили на лайзмере, тщательно при этом обыскав. А затем два раза - просто внимательно рассматривали документы. Хотя моё ворчание не пришлось по нраву некоторым патрульным, один из них даже попытался припугнуть меня наказанием в виде тёплой и сухой камеры для задержанных. На что я только громко рассмеялся и стал ругаться более витиевато. Благо за свою не слишком длинную жизнь таких ёмких выражений и словосочетаний успел наслушаться…! А с моей то памятью, и напрягаться не приходилось для заучивания.
Наконец я добрался до самого конца промышленной зоны и стал осматриваться вдоль высокой задней стены одного из ремонтных комплексов. Именно сюда и должны были Малыш с Арматой стянуть всех наших помощников и новых союзников. Если те, конечно, сочтут наши откровенные доводы убедительными. И таки окажут нам полное содействие.
Когда сквозь нити дождя и клочья сырого тумана я заметил четыре предполагаемых флайера с участниками предстоящего штурма, то замер и связался с Малышом:
- Как у вас?
- Ждём только тебя.
