пошла вечером к ней в барак. Все в ней меня поражало, начиная с происхождения. Она была религиозна, и мне было легче понять с ее помощью высоту религиозного сознания. Я почувствовала в ней утонченность большой европейской культуры, которую получаешь по наследству. В юности Вера была комсомолкой, проклинала своих предков-капиталистов, за что, как она считала, и покарал ее Бог тюрьмой… С каким исключительным смирением и кротостью она переносила заключение! Я впервые столкнулась с особым явлением: добротой из принципа, которая была выше человеческих возможностей».
— Вера Ивановна, вы действительно были активной комсомолкой?
— Была. Мама и тетя говорили мне: не принимай все на веру, ты должна во всем разобраться сама. Но знаете, колоссальное значение имеет хорошая агитация. А она была поистине хорошая. Я до сих пор помню восторг и трепет первомайских демонстраций моей юности. Разумеется, как только начались повальные аресты, я прозрела, однако пережила еще одну волну патриотического подъема, в начале войны. Практически никто не пишет и не рассказывает о 16 октября 1941 года. Между тем для Москвы и для меня это был переломный день войны. То был день паники, хаоса. Горели «Ява» и «Большевичка». На помойках валялись стопки красных книг — учебников по истории партии. Люди бежали на восток, к шоссе Энтузиастов, кто в чем: я видела женщину, которая бежала с чайником, батоном и ребенком. А к Белорусскому вокзалу шли те, кто хотел оборонять Москву. Наши мальчики однокурсники и многие институтские преподаватели записались в ополчение. Ночью 17 октября мы случайно узнали, что состав, в котором они должны были добраться до фронта, еще не отправлен. В непроглядной тьме мы бежали вдоль состава и выкрикивали их имена. И они отозвались. Мы услышали: «Девочки, не бойтесь, мы вас защитим». Никто из них не вернулся.
Вера Ивановна продолжает работать в Инязе, консультирует дипломниц и аспиранток. Живет она в маленькой квартире с двумя кошками. Кошек своих любит. Первое, что я от нее услышала, — рассказ о столкновении младшей кошки с соседской собакой. Все прекрасно в Вере Ивановне: высокий рост, осанка, поставленный преподавательский голос. Интонация совершенно джеклондоновская: «Пискун дрожал от ярости и страха; несчастный Том Джой рисковал остаться без глаз!»
Пискун — одна из тех мужественных кошек, которые обречены (во имя великой гендерной иллюзии) отзываться на мужское имя. Между тем разве жизненная стойкость — мужское качество? Женское, конечно. Уж Вере ли Ивановне не знать все о стойкости и жизнелюбии.
Гламур и Психея
Главные праздники российского государства — Новый Год и Пасха; главные праздники российского гражданина — свадьба и корпоративка. Таковы четыре столпа национальной «экономики переживаний», так сложилась праздничная структура времени — бесполезно обсуждать, насколько различны эти особенные дни по смыслу, идее и значению. Тем более что новомодная корпоративка смыслами еще только обрастает, а современная свадьба — праздник, теряющий прежние смыслы. Так что же это такое — современный частный праздник?
В экономике переживаний работают профессионалы — они по мере сил изобретают праздники. Общество изобретает себя само, и на переднем крае этой работы стоит тамада. Великий человек. Король свадьбы. Гений корпоративки.
— Менеджер должен иметь теплый пол, холодные мюсли и чистые брюки! У вас у всех чистые брюки? Молодой человек, и у вас? Да, да, вот вы там в сторонке жметесь, смеяться боитесь? А у вас, девушка, откуда такая серьезность? Вас нашли в Ботаническом саду? Вас воспитали олеандры? Идите, идите ко мне, не бойтесь! Я вам подарю волшебную варежку. Хотите, я всем расскажу, для чего нужна волшебная варежка? Если вам в жизни придется трудно, откройте ее. Вы спросите, что же тогда случится? Да ничего не случится. Будете стоять с открытой варежкой, авось опасность вас и минует. Супостаты, и те жалость имеют. О, а тут какие печальные лица. Это у нас пресс-служба скучает? Что, дружище? Служить бы рад, пресс-служиваться тошно?
Так начинает корпоративную вечеринку Саша Завьялов, «лучший ведущий для молодых яппи; работающий в стиле Comedy club».
Зал полон молодых яппи — гуляет консалтинговая фирма. Ребята славно поработали и готовятся славно отдохнуть. На службе в чести протестантские ценности, но корпоративка (поэтика этого новомодного праздника только еще формируется) очевидно тяготеет к самому что ни на есть плотскому, карнавальному началу. «Ничего нельзя» обрушивается во «все можно», выпита уже первая рюмка, надрывается ведущий.
Переход от «еще-не-праздника» к «уже-празднику» произведен. За отдельным столиком осторожно улыбаются руководители компании. Они все еще верят, что заплатили деньги за «сплочение коллектива, укрепление командного духа и утверждение корпоративной философии». Деньги заплачены немалые, но торжество далеко от класса «премиум». «Премиум» стоит очень-очень дорого и включает в себя как минимум Киркорова. А средний уровень выглядит таким образом: помещение — банкетный зал (а самое модное — цех заброшенного завода, превращенный в «стильное праздничное пространство»). Именитые «гости на прокат» не приглашены; ведущий — юноша незнатный, сотрудник агентства, нанятого для организации празднества. Он, разумеется, работает в модном стиле, но пафосные компании предпочитают приглашать подлинных героев своего времени — собственно резидентов Комеди клаб. Так же скромны и музыкальные номера — ожидаются солисты прошлогодней «Фабрики звезд» и «Доктор Ватсон». На разогреве — группа «Мюсли», рекламирующая себя с девичьей непосредственностью: «Любимую группу московской молодежной тусовки вы можете пригласить к себе на вечеринку- это будет круто, если тебя поздравят эти малышки!» Что сделают малышки — две надутые девицы в розовых спортивных костюмах, «творящие в стиле RnB»? «Малышки споют крутые песни». Это первый, кафешантанный этаж шоу- бизнеса.
— О, я вижу перед собой коллектив, опьяненный водкой, — кричит ведущий Завьялов, поистине честно отрабатывающий свой хлеб, — что, мы уже под градусом русской северной широты? Тут кое-кто уже глазки сомкнул. Девушка, вам не слишком весело или слишком весело? Баю вам бай. Только помните — к хорошим детям перед сном приходит Ойле-Лукойле, а к плохим — страшное чудовище Юккос. Имейте в виду — скоро будут танцы! Нет, таким унылым людям, как вы, мужчина, место на вечере «Кому за сто тридцать»! На такие вечера мы зовем женский музыкальный коллектив кальсонопошивочной фабрики, ВИА «Мохеровые береты»! ВИА исполняет песни: «Вальс-пистон», «Палочка-выручалочка»; «Твои березовые бруньки совсем с ума меня свели…», и «Ай люля, люля-кебаб, разлюля-кебаб!».
«А не слишком ли у ведущего агрессивный стиль ведения праздника?» — подумалось мне, и — по простоте душевной — я о том у Александра Завьялова и спросила. Ни боже мой не желая его обидеть. А он обиделся и сказал: «Я знаю, мне не хватает творческой смелости. Я ведь даже элементарное слово „жопа“ иной раз со сцены произнести стесняюсь. О какой агрессии тут можно говорить? Вы посмотрите, что делают в Комеди клаб! Ничего не боятся. Да вы видели их? Купите хоть томик лучших шуток».
Купила.
Книга «Comedy club. Лучшие шутки» — чудовищная книга. Лесков о таких произведениях говорил: «Проклятие тому гусю, который дал перо, коим написана сия книжка». Жаль, что столь отточенный отзыв не поддается модернизации — ибо не политкорректно проклинать китайцев, давших клавиатуру тому компьютеру, на котором были набраны строки: «У камбалы глаза с одной стороны, а писька с другой. Пока рыба смотрит на сиськи, хватаем ее за письку». А вот пример пародийной песенки: «Всегда быть рядом не могут груди, всегда быть вместе не могут груди! Нельзя одной груди висе-е-е-е-еть без другой!». Перелистываем пару-тройку страниц и натыкаемся на «Богатырскую историю» от Гарика «Бульдога» Харламова и Тимура «Каштана» Батрутдинова.
«Харламов: А вот ежели! Ежели в лесу вражеском змеюка подлючая укусит нас промеж ног в колбасу
