обладания.
Но в магазине Татьяна Владимировна не только гуляет, она одновременно делает огромную работу. Чрезвычайная продуманность каждой покупки экономит невероятное количество денег. Татьяна Владимировна кормит семью из шести человек на триста рублей в день, и это обильный вкусный стол. Она сама тестирует продукты, сама выбирает лучшее из доступного, не ленится проделать долгий путь ради, казалось бы, несущественной выгоды в несколько рублей. Много лет она собирает все чеки и каждый месяц тщательно анализирует свои покупательские победы и ошибки. Семейная философия покупки изобретается ею же. Вот, например, младшей дочери Дарье был «взят» дорогой мобильный телефон, за двенадцать тысяч рублей. Дашин телефон стоит больше недавно купленного холодильника. Баловство и потакание капризам — вот что это, на первый взгляд.
— Нет, — объясняет Татьяна Владимировна, — так надо. Такие же телефоны купили всем ее подружкам, это сейчас важно для нее. Нельзя завидовать в таком возрасте. Будет завидовать — испортится.
Какая мудрость сквозит в этом размышлении! Мечтать о вещах полезно, а завидовать — вредно. Зависть опасна для семьи, потому что может нарушить душевное равновесие юной девицы, меж тем как внутренний покой — свят. Это залог самосохранения семьи.
Бродить с Татьяной Владимировной по магазину — одно удовольствие.
— 'Данон' покупать нельзя, — бодро, быстро говорит она, размахивая продуктовой корзинкой (никогда не берет тележку, потому что 'они специально придуманы, чтобы люди расслаблялись и лишний товар в тележку наваливали'), — это живая модифицированная соя, твой «Данон». А это ты куда тянешься? Ты что, кормишь ребенка болгарским перцем? Вот этим, красным-желтым-зеленым, в упаковке? Даже от тебя такого не ожидала. Это все равно что светофор съесть. Или банку гуаши. Ты думаешь, в природе можно вырастить перцы такого цвета? Голая химия. Здравствуй, Лидочка! Соседка наша, Наташина ровесница. Такая хорошая девочка, продавщицей уже шесть лет работает, пять тысяч получает, замуж никто не берет. Нет, Лидочка, это я не тебе. «Богородскую» колбасу я, Лидочка, больше брать не буду. Я на нее обиделась. Два раза невкусная! У меня неудачи последнее время. Взяла пищевую краску к Пасхе. Все, буквально все хвалили! И что ты думаешь — варю-варю, кастрюля синяя, руки синие, яйца белые. А ты в Москве-то чего последнее время покупала? Плоский телевизор брала? Слушай, тебя обмануть проще простого! Ты знаешь, почему все эти плоские телевизоры в Россию везут за такие маленькие деньги? Потому что они во всем мире больше никому не нужны — они цифровое телевидение не показывают. Не крути головой, ты меня еще вспомнишь, когда Москву на цифру переведут. Ой, Ниночка Терентьевна! Слышала-слышала про вашу новую кухню! Когда в гости позовете? А чего через неделю? Телевизор еще в кухню не успели поставить? А нам телевизора вашего не надо, мы песни попоем! А, ну разве чтоб во всей славе все сразу увидеть! До свидания, с праздничком вас! И Сонечке передайте. И Вале, и Вите. Представляешь, только на днях я этой Терентьевне сказала, что мы почти накопили на новую кухню, так она подсуетилась и вперед меня поставила. Что б ее! Соревнование, что ли?
Конечно, соревнование. Причем полезное, правильное. Друзья, окружение, «мир» — экспертная группа, которая определяет место семьи на социальной лестнице. Это же окружение дает силы бороться, не позволяет расслабиться, отслеживает твои удачи и неудачи. Сама жизнь глядит на тебя из добрых глаз твоих друзей.
Праздничным вечером вся семья смотрела телевизор. Только Дарья, закрывшись в комнате, в темноте слушала Диму Билана, нового общероссийского соловья. Дашины мечты прямо-таки плавали возле люстры, добавляя семейной ноосфере уютную лирическую ноту. Было очевидно, что там, за дверью, она уже обставила прекрасной мебелью пятикомнатную квартиру, которая будет у них с Димой Биланом, а сейчас придумывает фасон ночной сорочки.
А Сергей Владимирович, как все нормальные потребители информационного продукта, разговаривал с телевизором.
— Чего там у нас? Вести, вести, жили врозь, а сдохли вместе. Ну, здравствуй, здравствуй, коль не шутишь. И тебя тоже. Так себе денек провели, тебя спросить забыли. Что там после тебя? 'Цирк со звездами'? А мы его и смотреть не будем. Ну, на коньках еще туда-сюда эти звезды катались. Ну, танцевали, пели — ладно. А в цирк-то их зачем? Они ж и так всю жизнь в цирке. Они ж и так все клоуны!
— Кто клоуны, Сергей Владимирович?
— Да все те, кто в телевизоре, — неопределенно ответил мой герой, — те, кто чего-то получить от людей хочет. Я и раньше подозревала Сергея Владимировича в глубоком равнодушии к любому типу политической и экономической элиты. И, в общем, в тайном равнодушии к самой идее власти и к государству как властной машине.
Дело в том, что семья древнее государства. Она появилась раньше и исчезнет позже. Она нравственней и жизнеспособней.
И Сергей Владимирович, человек семьи, смотрит на государственных людей снизу вверх и сверху вниз одновременно. 'С тем родом смирения, которое у русских людей маскирует обычно несусветную гордыню'.
Чувственность и чувствительность
Магазины экономического класса нехороши собой. Они хорошие, но не хорошенькие. Нет в них соблазна, мало чувственности. Приятно ли жить бок о бок с добродетельным, заботливо устроенным, но некрасивым магазином? О, прикрой свои бледные колбасы… Смириться можно со многим. Тем более, что ближайший магазин не выбирают.
Стеллажи и корзинки в магазинах-дискаунтерах обычно красные, как на гемютной немецкой кухне. Полки заставлены товаром — плотнее некуда. В центре зала вещевой ряд — «мотыжка садовая», «сланцы мужские», «ведро строительное». А уж сколько фонариков, сковородок, кофточек! Возле стеклянного шкафчика с «Белым аистом» и «Белой лошадью» (ключ спрашивайте у охраны) — почвогрунт и двухъярусная коптильня «Дачник-5». Тесновато: «работать должен каждый метр». В убранстве, словом, главенствует простота без излишеств.
Итак, эти магазины не чувственны, а чувствительны. Покупка, сделанная в «Копейке» или «Пятерочке», очищается от налета греховности, в то время как в хрустальных дворцах торговли купля и продажа обязательно окружены атмосферой небольшого общего греха. Тебя заставляют хотеть товар. Подталкивают к безрассудству. Любуются капризом. «Милый, я понимаю, что сошла с ума, но мне почему-то так сильно этого захотелось…» — вот слова, которые нужно золотом выбить на дверях каких-нибудь там «Двенадцати месяцев» или «Седьмого континента».
В магазинах эконом-класса ты холодна. Низость цен подчеркивает высоту разумного выбора. Лишь дитя изредка возжелает лишнюю шоколадку и в ответ услышит великую формулу успеха людей эконом- класса: «Хочется — перехочется».
Из чувственного магазина выходишь, получив удовольствие. Из «Копеечки» — удовлетворение. От собственной рачительности, от умения уложиться в заранее назначенную сумму.
Нет. Магазин эконом-класса как земская учительница — все ее уважают, но никто не любит.
Дело в том, что копейки-пятерочки лишают нас покупательского азарта, ибо вводят понятие азарта контролируемого: «если сегодня вы купите такие-то товары с солнечными ценниками, вы сэкономите столько-то рублей». А как же личное творчество? Без надежды на счастливую находку очень скучно ходить в магазин. Долго тянется день домохозяйки, пенсионера, молодой матери. Если уж и в магазине не развлечься, то какую радость сулит будний денек?
И вот «снизу» родилась новая драматургия похода за покупками. Это именно поход — так ходят по
