— И что у тебя по устройству машин было? — спросил я напрямую.
— Что надо, то и было. — сразу насупилась она, зацепила белыми зубами рыбу с вилки и начала подчеркнуто тщательно ее пережевывать.
Я решил не добивать ее, потому что тема оценок по 'Теории машин и механизмов' ее явно не вдохновляла на продолжение беседы, и тоже вернулся к обеду. Так, в сосредоточенном молчании, мы доели наш обед, после чего легальные поводы не возвращаться на борт шхуны были окончательно исчерпаны. Вера это поняла, потому что вздохнула, подхватила с земли стоящий между ног ранец, и спросила:
— Пойдем, что ли?
— Пойдем. — кивнул я. — Чего тянуть? Чему быть, того не миновать.
Я тоже закинул ранец на плечо, и пошел следом за решительно зашагавшей девочкой. Мы прошли 'рыбацкий сектор' гавани, затем потянулись пирсы, к которым были пришвартованы суда побольше.
— Вера, а в судах ты разбираешься? — спросил я.
— А как же? — даже удивилась она вопросу. — У нашей семьи вся торговля морем всегда была.
— Так просвети тогда, как что называется, чтобы мне совсем дураком не выглядеть. — попросил ее я. — Вон та большая посудина как называется?
Я показал на судно метров пятидесяти в длину, широкое, с тремя мачтами и длинной надстройкой на палубе. На корме его красовалась надпись белым по черному: «Нарвал».
— Это барк. — сразу сказала она. — Принадлежит Промышленному Дому, доставляет всякий товар с Большого острова. Больше этих судов и не строят.
— А вот это что?
Палец мой указал на одномачтовое суденышко метров пятнадцати, или чуть больше, в длину, на корме которого сидел, свесив босые ноги за борт, матрос и удил рыбу с борта.
— Шлюп. — ответила Вера. — Видишь, какой он широкий и развалистый в миделе? Если бы был уже и нос острее, то была бы яхта. Да, и у яхты водоизмещение поменьше, с грузом они не ходят. Корпус узкий, нос острый, а у шлюпа — все как у шаланды.
— А как они ходят?
— Пакетботами и почтовыми судами. Иногда пассажиров берут, если место есть. И у Церковной стражи посыльные яхты есть, но на тех еще и две пушки.
Вот как… еще интересная деталька, не забыть бы расспросить. Пушек я пока не видел, к слову.
— А 'Закатная чайка' — шхуна? — уточнил я.
— Шхуна. — кивнула девочка. — Шхуны у тех купцов, которые далеко ходят, а груза возят не так, чтобы слишком много. Зато идут быстро. А вон там, видишь? В конце пирса?
Ее маленькая ладонь указала на двухмачтовое грузовое судно, явно не скоростное, широкое, с высокими бортами и наверняка — с объемистым трюмным чревом.
— Толстяк какой. — усмехнулся я.
— Верно. — скупо улыбнулась на комментарий девочка. — Это лихтер. На них ходят те, кому спешить некуда, а груза берут много. И с ним небольшая команда может управляться, так что купцы такие любят строить. Такой лихтер везет груза как две наших «Чайки».
Как я понял, на этом список строящихся здесь судов и исчерпался, если не считать всевозможные рыбацкие баркасы, шаланды, шлюпки с судов и крошечные верткие тузики, скопление которых вплотную примыкало к рыбному рынку.
Так мы прошли шесть капитальных каменных причалов, далеко отходящих от набережной, и добрались до последнего, седьмого, в самом конце которого и пришвартовалась 'Закатная чайка'. С борта на причал были переброшены узкие дощатые сходни, сама же тиковая палуба была выскоблена до белизны. У невысокой надстройки у самой полукруглой кормы сидел на корточках голый по пояс загорелый человек в грубых холщовых портках, застегивающихся на боку, с захлестом, как у всех нормальных моряков, и с всклокоченной седоватой бородой. Руки у него были измазаны по локоть в машинном масле, он коротким широким ножом сдирал резиновую прокладку с какой-то металлической детали.
Человек поднял голову, услышав наши шаги, внимательно посмотрел на Веру светлыми, словно выцветшими на солнце глазами в окружении частых морщин, дождался, когда мы подойдем ближе, и лишь затем спросил:
— Что случилось? Где все?
— Погибли все, дядя Ваня. Никого не осталось. — сказала Вера, и в первый раз заплакала.
