Полковник заглушил двигатель и шумно сглотнул. Как и все студенты спецвуза, Миша Столяров когда-то отрабатывал технику «полицейского разворота» на раздолбанной комитетской «волге», которую держали в гараже специально для подобных занятий. Однако с тех пор прошла такая бездна времени, что сейчас он не повторил выученный маневр, а скорее изобрел его заново. Массивный броневик мог запросто перевернуться, и тогда во всей Зоне трудно было бы найти людей более беззащитных, чем Столяров и Гарин. Но еще больше Михаил успел поволноваться о том, не пропала ли свежая аномалия. Пусть она и родилась совсем недавно, но кто же знает, сколько живет «мокрый асфальт»… Уводя погоню к мосту, Столяров ни в чем не был уверен заранее. Просто надеялся — потому, что ничего другого не оставалось.
— Ну как ты там? — хмуро спросил Михаил.
Гарин, точно по сигналу, расслабил ноги и обмяк на сиденье. Вены на его шее ушли под кожу, и подбородок безвольно опустился на грудь. Транс превратился в сон — хотя, возможно, более глубокий, чем обычно. Столяров увидел, как розовеют щеки товарища, и с облегчением вздохнул.
Полковник завел мотор и не спеша покатил прочь от моста. На площади он повернул вправо и некоторое время размышлял, куда ехать — на базу к Скутеру или к Олегу домой. Решив, что вполне успеет в оба места, Столяров нажал на газ, и бронированный «фольксваген» помчался по пустому городу. За машиной увязалась одинокая крупная ворона, но вскоре она поняла, что здесь ей не обломится, и, описав большой круг, скрылась за домами.
Глава двадцать вторая
Полковник открыл дверь ногой — не потому, что у него были заняты руки, хотя в правой он действительно держал пистолет. Просто ему так захотелось: непременно ногой, чтобы Скутер сразу прочувствовал серьезность момента и сэкономил немного времени на ненужных объяснениях.
— Лентяй! — истерично крикнул главарь. — Лентяй, ты где, сука?!
— Он не сука, — сказал Гарин, плотно прикрывая дверь кабинета. — Лентяй был неплохим человеком…
— Вы его грохнули?!
— …пока его не посадили на чертов маршрут, — закончил Олег, ловя неодобрительный взгляд Столярова и внутренне соглашаясь с тем, что говорит лишнее.
— Вы его грохнули? — с угрозой повторил бандит.
— Его-то за что? Лентяй беседует с сатаной. И пока он занят, мы тоже покалякать успеем, — заверил Гарин.
— И о чем же? О делах ваших скорбных? — с показной иронией осведомился Скутер.
— О твоих. О скорбных, — кивнул Олег.
Он собирался спросить про Гришу Кенса. Бандит это понял и даже успел заранее отреагировать на незаданный вопрос. Вернее, это Гарин уловил его реакцию, чему немало удивился, поскольку он еще ни разу не мог прорваться сквозь пси-защиту главаря. Скутера все время кто-то оберегал, Гарин даже привык к этому… Но сейчас он вдруг почувствовал, что пси-поле бандита изменилось. Главарь не просто открылся — он был распахнут. Никакой защитой Скутер больше не располагал. Его бросили, что само по себе было примечательно.
Образы в сознании главаря замелькали и слились в объемную, ослепительно-яркую карусель. Вряд ли Скутер понимал, что Гарин сканирует его память, но если бы главарь и догадался — он не смог бы Олегу ни помочь, ни помешать. Он просто испытывал страх, вот и все. Его подсознание судорожно листало пыльные гроссбухи грехов и добродетелей, хотя с последним у главаря наблюдалась напряженка.
Скутер не был таким уж сказочным злодеем, каким его представлял покойный Доберман. Разумеется, совесть главаря была запятнана неоправданной кровью, но этот груз висел почти на каждом бойце — такова реальность Зоны. Гадким в Скутере было не это, а его любовь. Искренняя, горячая, всепожирающая любовь к деньгам. Лишь им Скутер был беззаветно предан, лишь они приносили ему радость. Эта страсть носила характер психического расстройства, по сравнению с которым дьявольская фиксация Лентяя выглядела вполне невинным увлечением.
Жадность Скутера была столь сильной, что она побеждала вторую сторону его натуры — трусость. Именно жадность заставляла его переступать через страх, а порой и через здравый смысл. Скутеру всегда и всего было недостаточно — и на Большой Земле, и даже в Зоне, где ценности лежали под ногами, иногда в самом прямом смысле. Ему было мало «хлопушек», которые для него собирали запуганные сталкеры-одиночки. Ему не хватало и того, что пока еще удавалось добывать в мелких ювелирных магазинах, не тронутых первой волной грабежей. Скутер неплохо зарабатывал на перепродаже артефактов, охмуряя и простых бродяг, и лидеров группировок. Однако и этого ему казалось недостаточно. Последнее время он все чаще посылал новичков за хабаром на чужие территории, в том числе и к посольству США, которое давно и прочно застолбил Гриша Кенс со своими отмороженными смертниками.
С каких доходов этот Гриша кормился, Скутер не представлял даже в принципе, однако, едва появившись в Зоне, отряд Кенса провел несколько акций устрашения, настолько кровавых и бессмысленных, что охотников с ним ссориться в городе не нашлось. Тем более что и территории как таковые Кенс занимать не стремился, его вполне удовлетворял контроль над несколькими объектами в Зоне. На один из таких объектов, в американское посольство, Скутер и принялся отправлять бесхозных бойцов, или «вольных сталкеров», как они сами любили себя называть. Всей «воли» у тех ротозеев, как правило, хватало лишь на то, чтобы поцапаться с тамошними бойцами и вернуться на базу ни с чем. Хотя некоторым все же удавалось добыть «колокольчик». Скутер сладостно потирал руки в предвкушении больших денег и тревожно постанывал каждый раз, когда задумывался о возможных последствиях наезда на чужую вотчину. Кенс давно уже должен был его заподозрить, но за все время так и не предъявил претензий, и Скутер продолжал подворовывать у соседа. Боялся и воровал, воровал и боялся — так он и жил.
Но с этими двумя кренделями — Гарин не сразу понял, что речь идет о нем и о полковнике, — все было иначе. Скутеру, естественно, хотелось заполучить еще один «колокольчик», но дело было не в артефакте. Он молился, чтобы эта странная парочка вернулась с пустыми руками — лишь бы только они остались в живых. Гриша с самого начала проявлял к ним нездоровый интерес. А когда Кенс назвал сумму, которую он готов был заплатить за шефство над этими придурками — он так и сказал, ага: «шефство», — у Скутера приятно защекотало внизу живота.
Первое время он радовался лишним деньгам — искренне, как дитя. Но скоро смекнул, что и эти доходы можно увеличить. Судя по всему, двое чудаков были Кенсу чем-то дороги, а слово «дорого» всегда предполагает дополнительный отжим бабла — так Скутеру подсказывал его опыт. Шанс подвернулся довольно быстро, и имя ему было — Робинзон. Этот человек тоже имел свои особенности. Над белыми плащами да жилетками Робинзона потешались все сталкеры Москвы, и это они еще не видели, как отделан изнутри его БТР. Скутер видел, довелось разок заглянуть. Сплошной бархат, тяжелые портьерные кисти и мягкое кресло, неизвестно как установленное в неудобном нутре бронетранспортера. Так в понимании Робинзона выглядел достаток. Впрочем, абсолютно здоровых людей Скутер в Зоне не встречал, у каждого была какая-нибудь блажь, и набор белых шляп казался забавой вполне приемлемой.
Робинзон любил деньги так же сильно, как Скутер, хотя и менее профессионально, поэтому договориться с ним удалось легко. А потом всего-то и делов осталось — направить этих двоих за «колокольчиком», чтобы они испортили отношения с бойцами Кенса и не попались ему на глаза за бесплатно. Вот только передачу заложников Робинзону лучше было бы провести сегодня, а то они рановато гонор показывать начали… Да и парней своих Скутер отправил не вовремя, как-то уж совсем некстати получилось. Однако на базе у этих чудиков осталась куча «хлопушек», не бросать же их! Бойцы вроде бы слышали, что Доберман успел кое-что насобирать, пока на вольных хлебах околачивался. Такую информацию Скутер тоже не мог игнорировать, ибо без копейки рубля не бывает, как частенько повторяла его бабушка, которая еще при Сталине отсидела десятку за то, что недовесила покупателю двенадцать граммов свеклы.
