Он не знает. Начальник президентской охраны.
Глава 11
Сходка авторитетов центральных российских областей длилась уже полтора часа, из которых час ушла на соблюдение обязательного в таких случаях ритуала, обмен взаимными комплиментами.
Сходка длилась уже полтора часа, а до дела еще не дошло. Дошло лишь до обычного в компании крепких мужиков перемывания чужих костей.
— Пора, пора наводить порядок, — ворчал представитель Тверской области, — достали беспределщики. Всю печенку выели своим анархизмом. Во они где у нас сидят, — и чиркал открытой ладонью поперек горла.
— Верно толкует, — соглашался туляк. — Действуют без правил, без согласования, без уважения к закон и уважаемым людям. Где работают, там и гадят. А мы на том поскальзываемся…
— Мочыт надо! Всэх! — высказал свое мнение грузинский авторитет, контролирующий один из районов Москвы. — И «папу» ых тоже мочыт. Чтоб другим не повадно было!
— Мочиловкой дела не сделать, — возразил новгородский «папа». — Договариваться надо. По-доброму. Сферы делить. Как в Америке в тридцатых годах. Там тоже вначале стреляли, а потом миром решали. Договариваться надо.
— А потом все равно мочыт! — горячился грузин.
— Мочить, может, и не мочить, а поставить на место надо, — кивал посланец Ярославля, — потому что дальше ехать некуда. Мы мосты наводим, легавых с руки есть приучаем, а эти… И все псу под хвост.
— Ты про сберкассу, что ли?
— Ну! Явились залетные. Напластали мертвяков, взяли куш и сделали ноги. А нам теперь кадык теребят. Почему не предупредили? А если сделали на нашей территории почему не поделились? Из-за их жмуриков теперь нас трясут. Мусоров прикормленных в отставку, а на их место новых, голодных… Зачем нам за чужой беспредел своими «бабками» отвечать?
— Верно. У нас такая мелюзга общак признавать отказалась! Деньги отчислять. Сказала — каждый сам по себе. И сидит сам за себя.
— Общак — дело святое! За общак спускать нельзя.
— А мы спустили…
— Спустили?!
— Ну да! Спустили. Настрогали мелкой стружкой тупым ножом и спустили. Кусками. В унитаз!
— И правильно…
Только через час, обсудив все насущные проблемы, перешли к делу, ради которого здесь и собрались. Уважающие себя и знающие себе цену авторитеты сразу на главный разговор не выходят. Как тот штангист. Он вначале разминается на малом весе, прежде чем принимать на грудь основной.
— Ну все. Будет базарить. Пора о деле говорить…
— Ну что ж. Пора так пора.
— Давай, Мозга. Банкуй.
Мозга, которого так прозвали еще в первую его отсидку и приклеили кличку навек, как родимое пятно, поднялся. Как положено. Неспешно, с чувством собственного достоинства. Но не слишком медленно, тем выказывая свое уважение присутствующим.
— Спору нет — беспредел достал, — сказал он. — Но базар не о беспределе. Беспредел — это мелкий мусор под нашими подошвами. Его стряхнуть — что налипшее дерьмо сбросить. Толковище не о том беспределе, что на ноги налипает, а о том, в котором всем нам жить приходится…
Сходка одобрительно загудела. Авторитеты любили витиеватый базар. Когда простую мысль выкручивали и выворачивали наизнанку, потом снова наизнанку, тем возвращая в исходный, но уже гораздо более привлекательный, с их точки зрения, вид.
— В прошлый раз я обещал вам дать рецептик одной хитрой хавки, которую если вместе сотворить, да не скупясь посолить, да поперчить, можно всех накормить досыта. До отрыжки. И в брюхо затолкать больше нельзя будет. Следующих лет двадцать.
— Чтобы больше нельзя было — невозможно.
— Возможно.
— Заносит тебя, Мозга. Чтобы всех накормить надо полный золотой запас брать.
— Эк! Спохватился, — хохотнул ярославец. — Золотой запас давно без нас с тобой взяли. И растащили своим бабам на висюльки. Золотой запас теперь тянет меньше, чем твой кошелек. О запасе надо было раньше думать. До Горбача, который кладовые открыл.
— И все же я обещаю сытость всем, — повторил Мозга. — Если мы, конечно, столкуемся.
И замолчал. То ли дав возможность сомневающимся высказаться. То ли просто выдерживая смысловую паузу. Перед ожидаемой кульминацией.
— Если обещает всем и до отрыжки — столкуемся.
— Только, прежде чем до отрыжки, он, помяните меня, попросит кусок с общего стола. В виде рискового вложения.
— А ты не пугай. Надо будет — вложим. Кто не рискует… И ошибется — вложим. По самые… по первое число…
— Буде базлать. Дайте ему сказать…
Все взоры снова обратились к Мозге.
— Помните, прошлый раз я просил деньги из общака? И обещал вернуть втрое, — спросил он.
— Ну?
— На память не жалуемся.
— Я возвращаю впятеро, — сказал Мозга и открыл и бросил на пол «дипломат». Из него на пол сыпанули толстые пачки стодолларовых купюр.
Эффект был. Эффект был тот, на который и был расчет.
Авторитеты смотрели на доллары и думали вразнобой, но об одном и том же.
Если он отдал впятеро… То взял пожалуй что вдесятеро…
Если так легко отдал впятеро…
Против обещанных втрое…
— Аткуда такые дэньгы? — спросил грузин.
— С торгово-закупочной операции, — ответил Мозга.
— С торгово-закупочной столько не бывает.
— Смотря что покупать. И кому продавать.
— Что бы ни покупать. Хоть даже травку.
— Не темни. О каком товаре толк?
— Об оружии…
— Ха — сказал туляк. — У нас этого добра… Что пряников. Я сам по этому делу пятнадцать лет. Но только чтобы в один месяц… И на такую сумму… Это надо целый завод продать. Вместе с рабочими. Не верю! Крапленые сдаешь, Мозга.
— Верно гуторит туляк. На стволах такие бабки не срубить.
— А кто сказал, что стволы? — спросил Мозга. — Я не говорил, что стволы. Я сказал оружие.
— Танк, что ли?
— Бери круче.
— Ну тогда бронепоезд. Круче бронепоезда ничего нет. Там одного железа тысяч пять тонн…
— Нет, не бронепоезд. Авиабомбу.
— Может, состав бомб? Вместе с бомбардировщиком? И экипажем.
— Нет. Одну бомбу. Вернее, даже не бомбу, а начинку для бомбы. А если еще точнее, часть начинки.
— Брось. Бомбы столько не стоят. Бомбы — это железо и взрывчатка, которых в розницу — бери не хочу. За бомбу никто столько не даст.
— За эту дали.
— Ну и что это за бомба, которая дороже золота?
— Атомная, — очень спокойно сказал Мозга, — атомная бомба. Мощностью десять килотонн…
Глава 12
В детстве Мозга не был Мозгой. В детстве Мозга был недоумком. Именно так его звали отец, мать и старшие сестры. И именно на эту кличку он привычно откликался.
— У тебя две извилины! И обе прямые, — внушали ему окружающие.
Может, у него и было всего две извилины. Может быть… Но дело в том, что он этими извилинами думал. Обеими думал. И обеими в одном и том же направлении — как достать деньги?
Его извилины были направлены на поиск средств существования, как два ствола охотничьей двустволки на дичь. То, что они были прямые, лишь способствовало кучности попадания в цель. А цель, в отличие от извилин, была одна — разбогатеть. Разбогатеть любой ценой.
В тринадцать лет будущий Мозга догадался стащить у матери зорко охраняемую заначку и свалить вину на пьяницу отца, подкинув ему несколько предусмотрительно не использованных им купюр. Разразился скандал, из которого младший отпрыск вышел зажиточным, по меркам их семьи, человеком. А из отца чуть не вышел весь дух после битья раскаленной сковородкой по голове.
С четырнадцати до пятнадцати лет Мозга таскал у товарищей все, что плохо лежит. Всегда стараясь свалить вину на другого. За что был не единожды бит. И однажды угодил в детскую комнату милиции. Там он украл у инспектора кошелек и, опустошив, подкинул его другому малолетнему правонарушителю. После этого был вместе со всеми, кроме этого пойманного с поличным воришки, отпущен.
