— Эх, надоело все! И ты надоела! И сам я себе надоел…
Еще три-четыре ухода, и фонотеку придется каким-то образом обновлять. Потому что ранее приготовленные записи уже практически закончились, а повтор прежних может быть неверно истолкован невидимыми соглядатаями. Это же не радиопостановка, где особо понравившиеся места можно по многочисленным просьбам слушателей повторять по нескольку раз.
— Ладно. Иди ешь. Иди грызть свою косточку, пока я добрый, — милостиво разрешил Митрофан Семенович.
И завалился спать, чтобы выдать в эфир уже не записанную загодя «фанеру», а свой натуральный, звучащий вживую храп. Чтобы отдохнуть от этого изматывающего ограниченного четырьмя стенами «ничегонеделанья» которое хуже всякой работы…
Но даже во сне Митрофан Семенович помнил, что именно Митрофан Семенович, а не кто-то другой, и поэтому храпел, вскрикивал и бормотал во сне, как это было свойственно Митрофану Семеновичу…
На следующий день Митрофан Семенович, равно как и все жильцы его дома, нашел в своем почтовом ящике рекламу фирмы, занимающейся установкой подъездных домофонов. На двух страницах подробно расписывались преимущества установки домофонов именно этой фирмой. Именно в этом доме.
Митрофан Семенович очень внимательно прочитал рекламу. И выделил из текста одну-единственную фразу, предназначенную, в отличие от всего остального текста, непосредственно ему. Эта фраза обозначала разрешение на эвакуацию.
Контора разрешала ему покинуть помещение…
— Ну что там? — спросил начальник президентской охраны.
— Ничего. В смысле совсем ничего. В смысле объект никак не проявляет себя, — доложил командир группы наружного наблюдения.
— Давно не проявляет?
— С самого утра. Уже почти шесть часов.
— А до того?
— До того — как всегда. Ходил. Умывался. Ел. С кошкой разговаривал. А потом замолчал.
— Может быть, микрофоны сдохли?
— Нет. Микрофоны в порядке. Мы проверяли.
— Что же с ним такое могло случиться? За эти шесть часов.
— Не могу знать.
— А посмотреть тоже «не могу»?
— Никак нет. Я не получал на это никаких дополнительных распоряжений.
— «Не получал». Экие вы все законопослушные стали! Где не надо. В сортир скоро без соответствующего приказа будете бояться сходить. Объект шесть часов никак не обнаруживает своего присутствия, а они не могут проверить, есть он на месте или нет? Ждут высокого соизволения. А если бы я еще месяц не пришел? Вы бы месяц ждали?
Командир группы наблюдения промолчал. Хорошо быть инициативным, когда ты начальник. Когда над тобой, что называется, не каплет. Не висит дамокловым мечом начальство. Особенно такое начальство…
— В окна заглянуть не пробовали?
— У него на окнах шторы. Ничего не видно.
— Ничего не видно, ничего не слышно, ничего не известно. Ну-ка включи мне микрофоны. Я сам послушаю, — попросил главный охранник.
Наушники транслировали тишину. Совершенную тишину.
— Может, он спит?
— Когда он спит — мы его слышим.
— Ладно. Тогда давай так — пошлем к нему кого-нибудь из ребят из «наружки». Под видом почтальона. Или электрика. Или прохожего, который адресом ошибся. Пусть посмотрят, что да как. Если никто не будет открывать, напишем заявление от имени соседей. Пригласим участкового, слесаря из жэка и вскроем дверь. Въехал? Ну а если въехал, то действуй…
Через час в подъезд вошел очередной агитатор, собирающий подписи в поддержку какого-то там массового общественного движения, которое в результате данной акции должно было стать еще более массовым и общественным.
Он стучался в каждую, на каждой лестничной площадке, дверь. Но упорнее всего в одну дверь. Он звонил и стучал туда минуты три. Но ему никто не открыл. И никто ему не ответил.
Самым подозрительным было то, что, когда он звонил и барабанил в дверь, микрофоны не зафиксировали в помещении никаких шевелений. Вполне могло быть, что услышавший стук, но не ожидающий ничьих визитов жилец решил просто не подходить к двери. Но как-то прореагировать на это событие он должен был. Встать с дивана, пройти несколько шагов и остановиться, вздохнуть или что-то по данному поводу сказать.
Жилец не встал, не прошел, не вздохнул и не высказался. Этот жилец повел себя так, как будто его не было.
Или его действительно не было? Но тогда где он был? Вернее, где есть? И каким образом, если его нет, он мог исчезнуть оттуда, где был? Как мог уйти незамеченным из охраняемого помещения? Если ушел…
Или он не ушел? А просто затих? Или скоропостижно скончался? Может, он скоропостижно скончался и именно поэтому не отвечает на звонки и стуки?
Отчего он не подает признаков жизни? Может, оттого, что не жив? Уже шесть часов…
— Будем вызывать слесаря? — спросил командир группы.
— Погодите слесаря. Дайте мне лучше прослушать записи. Последние записи перед тем, как он замолк.
— За сколько минут?
— Самую последнюю минуту.
Командир перекрутил бобины на дежурном магнитофоне. И включил трансляцию.
— Дура ты, дура! И мозги у тебя с кулачок! — сказал голос в наушниках. — Сидишь себе и думаешь, что так будет всегда. Думаешь, что я буду торчать здесь с тобой век. Потому что тебе так хочется. А вот я возьму и уйду. Встану, уйду и больше никогда здесь не появлюсь. И даже не попрощаюсь…
— Все?
— Все. Дальше записей нет. Дальше тишина.
— Еще раз, — попросил начальник охраны. Организатор слежки перекрутил пленку.
— Дура ты, дура! И мозги у тебя с кулачок…
— Еще…
— Дура ты, дура…
Главный телохранитель страны сбросил с ушей наушники. И очень внимательно посмотрел на своего подчиненного.
— Слесаря вызывать?
— Что?
— Я спрашиваю, слесаря с участковым вызывать?
— Не надо слесаря. И участкового не надо. Проверьте прилегающие квартиры. Те, что в соседних подъездах. В первую очередь, где никто не живет…
Через два часа начальнику президентской охраны доложили результаты осмотра. Те, к которым он уже был готов.
— Отверстие размером сорок пять на шестьдесят сантиметров. Пробито из ванной комнаты квартиры 24. Квартира принадлежит… В квартире никто не проживает в течение полугода.
— Обыскали?
— Обыскали.
— И, конечно, ничего не нашли?
— Не нашли. Оба помещения тщательно убраны. Отпечатки пальцев стерты. Все бумаги, личные вещи унесены или уничтожены.
— Как же вы так лопухнулись? А? Профессионалы хреновы!
— Кто мог предположить…
— Вы должны были предположить! Все предположить! И это тоже!
— Но мы имели распоряжение только по поводу…
— Распоряжение? По поводу?.. Правильно он про вас сказал: дураки вы и мозги ваши размером с кулачок…
Глава 30
Рапортов было много. Полковник Трофимов даже не предполагал, что в родной его армии столько ломают, теряют, столько списывают военной техники. Он отсматривал рапорты и не мог решить, что ему делать — плакать или горько смеяться при ознакомлении с каждым новым фактом утраты военного имущества.
Солдаты артиллерийского батальона украли на стрельбах орудие, из которого только что стреляли. И продали его за флягу самогона в соседнюю деревню. Виновников кражи нашли по приметам — по опухшим от беспробудного трехдневного пьянства рожам. Допросив вдрызг пьяный орудийный расчет, вышли на покупателя. Но пока виновников нашли и пока вернули их в состояние, в котором они могли понимать, о чем их спрашивают, покупатель успел оттащить орудие в кузню и что-то в нем по своему усмотрению поправить.
В итоге расчет пошел под трибунал, орудие — на списание.
Во время переправы через горную реку с сорванного потоком моста упали в воду и утонули три противотанковых орудия. Поиски упущенных орудий силами привлеченных водолазов ничего не дали, так как сильное течение протащило их на многие десятки метров вперед, туда, где берега приобретали вид отвесных, препятствующих проведению подъемных операций скал. Техническая операция по подъему утерянных орудий была отнесена на полгода. И еще на полгода. И забыта. Орудия — списаны.
