Глава 39
Командировка в часть, потерявшую в ходе передислокации треть своего самоходного тяжелого вооружения, была не последней. Полковник Трофимов вообще был неусидчивым человеком. С юности, когда приходилось передвигаться все больше по тылам условного противника, по оврагам-буеракам, чем по штабным коридорам. И «обмениваться мнениями» не с вышестоящим начальством, а с контрразведчиками противной стороны, которые хоть и были свои, но по морде били как чужие. Именно там полковник выработал свое отношение к делу. Именно там понял, что если хочешь в этой жизни чего-то добиться, то надо обладать бульдожьей хваткой. Вцепляться и держать, хоть бы даже десны кровоточили.
Держать!
Иначе какой из тебя, к дьяволу, разведчик? Какой следователь? Каша манная с малиновым сиропом.
В это вновь подвернувшееся дело полковник вцепился всеми тридцатью двумя. Сомкнул зубы раз и уже не отрывался. И вгрызался все глубже.
Еще одна часть, где тоже списывали технику. И, похоже, тоже не без корыстного умысла. Потому что далеко не всю довезли до мартена. Кое-какую растеряли по дороге.
При этом во время случившихся многочисленных задушевных бесед с личным составом части все рассказывали разное.
Солдаты срочной службы — одно.
Дембеля — чуть другое.
Средние офицеры — третье.
Старшие офицеры — четвертое.
Командиры — не вмещающееся ни в какие рамки пятое.
Хищение с целью последующей продажи крупнотоннажного самоходного военного имущества относится к преступлениям, которые сокрыть так, чтобы не найти никаких концов, — невозможно. Это не кошелек у зазевавшейся гражданки умыкнуть. Не машину угнать. Технику надо подготовить к реализации, заправить, снабдить боекомплектом, выгнать из боксов, погрузить на трейлеры, довезти, разгрузить… И на каждом этапе задействуются люди. А они имеют языки и свое мнение в отношении операции, в которой принимают участие. И свое мнение в отношении оплаты их услуг.
Отсюда всегда находятся недовольные и обиженные, они охотно и не без злорадства рассказывают о подробностях противозаконной сделки, на которые и опирается следствие. В особенности неофициальное следствие, которому важно не столько виновных наказать, сколько истину установить.
Именно поэтому в добровольных помощниках полковник недостатка не испытывал.
— Да, точно, грузили. Мне еще странным показалось, чего это мы, отправляя танки на переплавку, а полные баки горючки заливаем…
Кто приказал? Начштаба приказал…
— И главное дело, заставили тот металлолом драить и красить. Ну за каким его красить? Если все равно в печь?..
Кто? Известно кто — помощник командира…
— Я на втором трейлере рулил. Куда ехали? А черт его знает куда. Куда показывали — туда и ехали. Названий не знаю. А на карте, пожалуй, показать смогу. Если карту дадите…
— Ящики со снарядами? Таскал ящики. Куда грузил? В «ЗИЛ» бортовой. Номер? Нет, номер не помню. Буквы помню…
Собирая показания и сравнивая показания, полковник все более убеждался, что в делах о хищениях вооружения просматривается один и тот же почерк. Один, хотя и с разными вариациями, сценарий. Вначале какое-нибудь происшествие, чаще всего стихийное бедствие — взрыв, пожар, оползень, цунами, землетрясение, пьянка рядового состава, которому не хватило денег на ее продолжение. Потом — назначение комиссии с целью расследования обстоятельств происшествия. Заключение комиссии о стихийном характере утраты материальных ценностей и отсутствии виновных. Списание. И уже окончательная утрата погибшего военного имущества.
И, что характерно, по меньшей мере в половине случаев перед началом означенных стихийных бедствий в частях объявлялся невзрачный гражданский мужчина, с залысинами, лет 40–45… Словно предвестник скорых несчастий, которые и случались. А еще говорят, что примет не бывает. Что это религиозные предрассудки.
А как же тогда с пожарами? Взрывами? Лавинами? Селями? И утратой бронетехники? По всей территории России, от Калининграда до Сахалина.
И с тем мужиком с залысинами? После визитов которого Российская Армия недосчитывается принадлежащих. ей танков, БТРов и артиллерийских орудий. Как быть с тем мужиком? Но в первую очередь с теми кто за ним стоит? Как быть с ними, которых, в отличие от мужика, никто не видел?
Как быть?..
Как быть полковнику Трофимову, который нашел что другие не находили? Не могли найти. Или не захотели найти.
Как быть?..
Времена драк одиночек против всех прошли. Один не может победить всех. Один в драке со всеми может только погибнуть. И даже не причинить им урон.
Организованную преступность может одолеть только еще более хорошо организованный Закон. С его органами следствия, надзора, суда и наказания. Силу должна ломить сила! Максимум, что может одиночка, это определить направление удара. Как фронтовой разведчик, который, выкрадывая из ближнего тыла противника и допрашивая «языков», указывает войскам наиболее перспективные направления прорыва.
Таким разведчиком был полковник Трофимов. И больше, чем он сделал, он сделать был не в состоянии. Войска прорыва одним собой он подменить не мог.
Полковник Трофимов исчерпал лимит своих возможностей. Он мог раскрыть еще один или сто фактов воровства армейского имущества своими оперативно-нелегальными методами. Но не мог вернуть это имущество. И не мог наказать воров. Потому что для этого надо было вести следствие: допрашивать свидетелей, добывать улики и вещественные доказательства и представлять те свидетельства, улики и доказательства преступного умысла в судебные органы, снова допрашивать и снова добывать, если дело вернут на доследование. Дальше надо было вести официальное следствие, на ведение которого полковника Трофимова никто не уполномочивал.
И потому полковник Трофимов вышел рапортом на свое непосредственное начальство. Где изложил все известные ему факты.
— Сильно! — сказал непосредственный командир потрясая зажатым в руке рапортом. — Но бездоказательно.
— Доказательство — дело следствия. Наше — определение направления опасности. Направление — определено.
— Направление, конечно, определено. Но, боюсь…
Это было новое для уха полковника слово. В первый раз он слышал, что его начальник чего-то боится. Насколько он знал, его начальник не боялся никого и ничего. В джунгли Центральной Африки на парашюте с одним только автоматом Калашникова, пачкой галет и приказом «умереть — но боевую задачу выполнить» сбрасывался. На полдюжины диверсантов в одиночку ходил.
Не похоже это было на боевого генерала, который не одними только штанами звезды добывал, но еще и штык-ножом в очень ближних боях.
— Боюсь, не поймут нас с тобой…
— Как так не поймут? Если разговор идет о хищении тяжелого вооружения Российской Армии в особо крупных масштабах. И о потенциальном его использовании в неизвестном нам месте.
— Понятно, что о вооружении. И что об использовании. Но ты прикинь, за какую ниточку цепляешь. И какой клубок она размотать может, если сильно потянуть. И кто от того пострадать может? Врубаешься?
Честно говоря, полковник не врубался. Он обнаружил факт хищения государственного имущества и не понимал, кто, кроме преступников, его совершивших, может пострадать в случае открытия следственных действий. Кто ворует — тот и отвечает.
— Ты вспомни события недавней истории. Когда мы из республик уходили. Или, того хуже, из Восточной Европы. Когда ту технику дивизиями оставляли. Нет. Не дадут они ход делу.
— Кто не даст?
— Тот, кто на этих уходах миллиарды наварил. И до кого следствие, пойди они по предложенному тобой пути, может дотянуться.
— При чем здесь они? И эти?
— При том! При том, что принципы работы одни и те же. И по одному и тому же профилю! Только в разных масштабах! Не трогай священную корову, если не хочешь, чтобы она тебя забодала! Честно тебе скажу — лично я рисковать бы не стал. Лично я бы отступился. Ныряя в такое дерьмо, можно не выплыть. И уж что абсолютно точно — ордена не заслужить.
