– Не хотелось бы причинять тебе беспокойство.
– Беспокойство, черт! Копай могилу.
Когда Сэм вернулся домой, Кэрол уже удалось успокоить Баки. Он сидел в гостиной, одеревенело уставившись в телевизор. Лицо его опухло и сдавливающие горло рыдания, как сильная икота, сотрясали его с равными промежутками. Кэрол была на кухне. Он с одобрением заметил, что миски и подстилки Мерилин были убраны с глаз.
– Где Нэнс и Джеми?
– В своих комнатах. Доктор Лоуни узнал, что…
– Стрихнин.
Они говорили приглушенными голосами. Жена прильнула к его рукам, и он обнял ее. Она говорила у его шеи:
– Я повторяю себе, что это была просто глупая собака. Но…
– Я знаю.
Она повернулась к мойке.
– Кто смог бы сделать такую ужасную вещь, Сэм?
– Трудно сказать. Кто-то со свихнутым умом.
– Но ведь она же не рыскала по округе, убивая цыплят или разрывая клумбы. Она никогда не уходила со двора, разве только с детьми.
– Некоторые люди просто не любят собак. Кэрол повернулась, вытирая руки посудным полотенцем, с угрюмым и сосредоточенным выражением лица.
– Тебя никогда не бывает дома, когда приезжает школьный автобус, Сэм. Мерилин узнавала его по звуку, когда он еще спускался с холма. И, где бы она ни была, сразу бросалась к самому краю дорожки и сидела там, ожидая, пока он остановится. Если бы кто-то проехал за автобусом на машине, он бы узнал это. А в следующий раз, он мог бы приехать раньше автобуса и бросить эту отраву туда, где бы она наверняка нашла ее, когда прибежала бы встречать автобус.
– Это могло быть просто совпадением.
– Думаю, ты понимаешь, что это – нечто большее. Думаю, ты чувствуешь это так же, как и я. Собаки есть по всей Милтон-Роуд. Я пыталась вспомнить, у кого их нет, и оказалось, что только у Уилси. И они живут больше чем в миле от нас, держат кучу котов, так что они никогда не отравили бы собаку. Мы живем здесь уже семь лет, и я ни разу не слышала ни о чем подобном. И, как только это случается в первый раз, почему именно с нашей собакой?
– Ну, Кэрол…
– Никаких «ну, Кэрол». Мы оба думаем об одном и том же, и ты это знаешь. Где был этот удивительно компетентный частный сыщик?
Сэм вздохнул.
– Хорошо. Он больше не работает на нас.
– Когда он перестал?
– В среду вечером.
– А почему это он перестал работать?
Он объяснил ей доводы Сиверса. Она слушала внимательно, безо всякого выражения, механически продолжая вытирать руки полотенцем.
– И когда же ты узнал все это?
– Вчера утром.
– И вчера вечером ты не сказал ни слова. Я продолжала думать, что все классно. Что ты все устроил. Я – не ребенок и не дура, и я не желаю, чтобы меня.., слишком опекали.
– Мне нужно было рассказать тебе. Извини.
– Значит, теперь этот Кейди может спокойно шататься, где он хочет, травить нашу собаку и подбираться к детям. С кого, ты думаешь, он начнет? Со старшей или с младшего?
– Кэрол, дорогая, прошу тебя…
– Я – истеричка? Ты, черт возьми, прав! Я – истеричка!
– У нас нет никаких доказательств, что это был Кейди.
Она швырнула полотенце в мойку.
– Послушай. У меня есть доказательство, что это был Кейди. Я нашла его. Это – не то доказательство, что понравилось бы тебе. Не улика и не свидетельство. Ничего юридического. Я просто знаю! Что ты за человек? Это же твоя семья! Мерилин была частью твоей семьи. Ты что, собираешься изучить все прецеденты и подготовить иск?
– Ты не знаешь, как…
– Я ничего не знаю. Все это происходит из-за того, что ты сделал когда-то давным-давно.
– Того, что я должен был сделать.
– Я не говорю, что не должен. Ты говоришь, что этот человек ненавидит тебя. Ты думаешь, что он ненормальный. Ну так сделай же с ним что-нибудь!
Кэрол подошла на шаг ближе, злобно глядя на него. Потом лицо ее исказилось – и вот она снова, вся дрожа, держала себя в руках. Сэм обнял ее, отвел на скамейку у обеденного стола и сел рядом, держа ее за руку.
Она попыталась улыбнуться и сказала:
– Терпеть не могу хнычущих баб.
– У тебя самая серьезная причина в мире для расстройства, дорогая. Я понимаю, что ты чувствуешь. И я понимаю, что у тебя есть причины для недовольства. Я поставляю пищу, одежду и кров. Слишком цивилизованно. Насколько дьявольски легче было бы разобраться с Кейди в более дикие времена или в более дикой части света. Я – член социального комплекса. Он – чужак. Я бы собрал свою банду, и мы бы убили его. Я очень хотел бы убить его. Я, может быть, даже оказался бы способен сделать это. Ты реагируешь на примитивном уровне. Ты хочешь, чтобы я сделал именно то, что говорят твои инстинкты. Но твоя логика скажет тебе, насколько это невозможно. Меня посадят в тюрьму.
– Я.., я знаю.
– Ты хочешь, чтобы я был действенным и решительным. Это именно то, чем я хочу быть. Я не думаю, что смогу отпугнуть его. Я не могу убить его. От полиции помощи меньше, чем я ожидал. Есть две вещи, о которых я думаю. Я могу встретиться в понедельник с капитаном Даттоном и посмотреть, сможет ли он помочь так, как обещал Чарли. А если окажется, что это не сработает, мы исчезнем из зоны его действия.
– Как?
– На следующей неделе заканчивается школа.
– Среда – последний день.
– Ты можешь выехать с детьми, найти место, где остановиться, и позвонить мне в офис, когда вы разместитесь.
– Но ты не должен…
– Мы можем закрыть дом. Я сниму комнату в гостинице, в городе. Я буду осторожен. Не может же это продолжаться вечно.
– Но за это время…
Я не уверен ни в чем. Но я могу предположить, как работает его ум. Он не собирается спешить. Он собирается дать нам время обдумать все.
– Нельзя ли нам все равно быть поосторожнее?
– Я возьму «МГ» на следующей неделе. Ты можешь отвозить детей в фургоне и забирать их после школы. А я накажу им никуда не ходить. И завтра вы потренируетесь стрелять из «вудсмена».
Она взяла его руки в свои.
– Мне очень жаль, что я взорвалась. Я не должна была. Я ведь понимаю, ты делаешь все, что можешь, Сэм.
– Хочу выкопать могилу для Мерилин. Доктор Лоуни должен привезти ее сюда. Как ты думаешь, где?
– Как насчет того склона за амбаром, у осин? Там, где раньше похоронили птичку.
– Пойду переоденусь.
Сэм надел выцветшие, в пятнах краски хлопчатобумажные штаны и старую голубую рубашку. Он чувствовал, что Кэрол права. Инстинкт подсказал ей, что Кейди отравил собаку. Он находил смешным то, что ему приходилось с охотой принимать это с такими незначительными доказательствами. Это противоречило его подготовке, всем его инстинктам.
Он заглянул в комнату Джеми. Пластиковое радио с перевязанным клейкой лентой корпусом было включено. Сын сидел на кровати, листая один из своих замусоленных оружейных каталогов. Он посмотрел на отца и сказал:
– Это и в самом деле был яд?
– Да.
– И это сделал человек, который ненавидит нас?
– Мы не знаем, кто это сделал, сынок. Его молодые глаза были синими, прозрачными и суровыми. Он протянул свой каталог.
– Видишь? Это – обрез. С латунным стволом. Мы с Майком собираемся найти немного крутого пороху, взять этот обрез, а потом я хочу забить в него двойной заряд, наполнить его до краев тридцатью старыми ржавыми гвоздями и всадить их этому старому Кейди в живот. Бах! – Слезы стояли у него в глазах.
– Майк об этом знает?
– Я позвонил ему, пока тебя не было. Он тоже плакал, но делал вид, что не плачет. Он хотел приехать, но я сказал ему, что не хочу этого.
– Не хочешь помочь мне выбрать место для могилы?
– Хорошо.
Они взяли из амбара лопату. Пирамида камешков удерживала маленький крест, обозначавший могилу Элвиса, усопшего попугайчика. Элвис свободно летал по всему дому и знал два слова, когда четырехлетний в то время Баки наступил на него. Чувство вины и ужаса держалось у Баки так долго, что они начали за него волноваться.
Сэм начал рыть яму, а потом уступил очередь Джеми. Мальчик работал с полным неистовством и с суровым лицом. Пока Сэм, стоя, наблюдал за ним, медленно подошла Нэнси.