Шва, конечно, не похож на паука и тем более на углехода или розовую ёлку, но есть в нём что-то противоестественное, тревожное, этакое особо-швовское.
Ладно, едем дальше. Суббота, семь утра. Мы готовим Манни-Дранни к детонации. Я занят тем, что прибинтовываю к его лбу петарду М-80, но мои мысли явно где-то в другом месте, потому что весь фитиль оказывается залеплен скотчем.
— Энси, ты просто пиротехнический гений, — говорит Айра, отдирает скотч и переделывает всё заново.
За моей спиной Хови переворачивает садовую мебель — строит баррикаду, за которой мы будем укрываться во время нашего эксперимента.
— Я думал о Шва, — сказал я громко, так чтобы услышали оба — и Хови, и Айра.
— И что надумал? — отозвался Айра.
— С этим парнем что-то очень не так.
— Думаешь, он дебил?
Хови это определение кажется отвратительным.
— Правильно говорить «умственно недостаточный», — поправляет он. — «Дебил» — это оскорбление.
— Нет, — сказал я. — Шва не умственно-остаточный. Это что-то другое. И не прикидывайтесь, будто не врубаетесь, что я имею в виду.
— Ну я же говорил, что он фрик! — воскликнул Айра. — Появляется из ниоткуда, как будто шпионит за тобой. Подбирается исподтишка, гад ползучий…
— Не думаю, что он это нарочно, — возразил я. — Просто… просто он как будто всё время оказывается в твоей «слепой зоне».
— Ага, — поддакнул Айра. — А когда он где-то поблизости, то все зоны становятся слепыми. Чёрт-те что. Как будто он призрак.
— Чтобы стать призраком, надо сначала помереть, — напомнил я. — Нет… Шва, он… — Я попытался подобрать верное слово. — Он как бы функционально невидим.
— По-правильному это называется «обладающий недостаточной наблюдаемостью», — говорит Хови.
— То есть как это — «по-правильному»? Я это всё только что сам выдумал, так откуда ты знаешь, как оно называется по-правильному?
— Если уж выдумываешь что-то, то выдумывай политкорректное название.
Я продолжаю обдумывать свою догадку.
— Получается так, что когда Шва находится в помещении и ничего при этом не говорит, то можно зайти и выйти, так и не заподозрив, что он здесь.
— Как дерево, упавшее в лесу, — говорит Айра.
— Чего?
— Знаешь, старый парадокс: если в лесу падает дерево, но там никого нет и никто не услышит шума — то есть ли он, этот шум?
Хови призадумался.
— А лес сосновый или дубовый?
— Да какая разница?!
— Дубовые рощи более густые; если упадёт дуб, то на дороге, проходящей по опушке леса, в котором никого нет, шум от падения будет слышнее, чем у сосновой рощи.
По-моему, у меня заворот мозгов, потому что логика Хови вдруг начинает мне казаться не такой уж и дурацкой.
— Какое отношение имеет дерево в лесу к нашему Шва? — спрашиваю я у Айры.
И тут раздаётся голос Шва:
— А я знаю.
Мы все трое едва не вывихиваем себе шеи — так резко дёргаются наши головы. Озираемся и видим: Шва стоит, прислонившись к ограде. У нас языки застревают в глотках.
— Я знаю, какое это имеет отношение ко мне, — поясняет Шва. — Я как то дерево. Если стою в комнате и меня никто не видит, то это всё равно что меня там вообще никогда не было. Иногда я и сам думаю, что меня здесь не стояло.
— Т-ты когда пришёл? — выдавил я.
— Ещё до того, как появились Хови с Айрой. Надеялся, что ты заметишь. Ты не заметил.
— Значит… ты всё слышал?!
Он кивнул. Я попытался прокрутить в голове весь разговор — вспомнить, не сболтнул ли я про него что-нибудь нехорошее. Но обиженным Шва не выглядел: должно быть, привык, что люди при нём перемывают ему косточки.
— Я сам про всё это думал, — продолжал Шва. — Ну, про то, что я обладаю недостаточной наблюдаемостью… или, там, функционально невидим. — Он на мгновение замолчал, смерив взглядом Манни, торчащего посреди двора, словно пугало огородное. — Вы бы лучше нашли в пластике стык и прилепили туда свою М-80.
— А? — Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, ради чего мы здесь собрались. — Н-ну да. Точно.
Я подошёл к Манни, отодрал скотч и пощупал его лысую башку — где там стык? Потом прицепил толстую петарду к затылку куклы. Слава богу, можно не смотреть на Шва. Айра возился с камерой, а Хови принялся достраивать свою баррикаду.
— Сколько времени, думаете, будет гореть фитиль? — спросил я. Устраивать нелегальные фейерверки мне приходится нечасто, так что в этом деле я мало что соображаю.
— Двенадцать с половиной секунд, — ответил Хови. — Приблизительно.
Поджог фитиля мы возложили на Шва, поскольку он оказался единственным, кто, судя по виду, не боялся взлететь на воздух, и вскоре он присоединился к нам, засевшим за баррикадой.
— А знаете, наверно, должен быть способ измерить его в конкретных числах, — проговорил Хови, пока мы ждали, когда фитиль догорит до конца.
— Ты это о чём?
— Об «эффекте Шва». Как мистер Вертхог говорит: «Эксперимент только тогда считается проведённым по всем правилам, когда его результат можно оценить математически и неоднократно повторить (чмок-чмок)».
— Ты что, предлагаешь ставить на Шва опыты?
— А что, я не против, — сказал Шва.
Бабах! Взрывом меня пригвождает к земле. В ушах поднимается звон. Эхо летит по улице от одного кирпичного коттеджа к другому. Подняв голову, я вижу: нашего Манни отшвырнуло футов на шесть, и он опять лишился головы.
Айра снял бренные останки крупным планом.
— Такова была безвременная кончина нашего дорогого Манни-Дранни. — Он выключил камеру. К этому моменту в Бруклине не осталось ни одного закрытого окна: народ выглядывал на улицу, недоумевая, что за недоумки устроили фейерверк в семь утра.
Мы поспешили в дом, боясь, чтобы нас не застукали. Оказавшись в безопасности, я взглянул на Шва:
— И после этого ты по-прежнему не против, чтобы мы поэкспериментировали над тобой?
— Конечно, — ответил он. — Что это за жизнь без риска?
А этот Шва — молодчага, надо признать. Любой другой на его месте в подобных обстоятельствах послал бы нас куда подальше с нашими экспериментами, но этот парень был не робкого десятка. А может, любопытство относительно собственной ненормальности донимало его не меньше, чем нас?
ЛАБОРАТОРНЫЙ ЖУРНАЛ
«Эффект Шва»: эксперимент № 1.
Гипотеза: Шва будет функционально невидим в стандартной классной комнате.
Материалы: случайно выбранные ученики — 9 шт., классная комната — 1 шт., Шва — 1 шт…
Содержание эксперимента: Девять учеников и Шва расселись в классной комнате, в которой больше никого нет (если не считать хомяков и морской свинки в клетке у задней стенки). После этого мы предлагали проходящим мимо ученикам зайти в класс и просили их точно подсчитать количество людей в классе.
Результаты: Три человека из пяти отказывались заходить в класс, опасаясь, что над дверью укреплено ведро с водой или ещё чем-нибудь столь же мерзким; их можно понять — наша компания прославилась своими остроумными и не очень розыгрышами. В конце концов нам удалось затащить в класс что-то около двадцати ребят, заставить их посчитать присутствующих и доложить нам. Пятнадцать счётчиков сказали, что в комнате девять человек. Четверо утверждали, что десять. Один представил цифру в семнадцать (мы подозреваем, он посчитал и хомяков с морской свинкой).
Заключение: Четыре человека из пяти не увидели Шва в обычной, стандартной классной комнате.
Не знаю, чего в этом Шва было такого, что продолжало привлекать к нему моё внимание. Нельзя сказать, что я всё время думал о нём — о нём вообще трудно думать, и в этом часть проблемы. Начинаешь думать о Шва и очень скоро обнаруживаешь, что думаешь о какой-нибудь видеоигре, или прошлом Рождестве, или о четырнадцати тыщах разных других вещей и уже не можешь вспомнить, с чего начинал свои раздумья. Как будто твой мозг принимается извиваться и изворачиваться в стремлении утащить тебя подальше от Шва. Правда, в этом для меня нет ничего нового; мои мысли вечно разбегаются в разных направлениях, особенно если поблизости есть девочки. С девочками, которые мне нравятся, я вечно веду себя как осёл. С языка так и срываются всякие глупости, типа «У тебя туфли грязные» или «У тебя нос в горчице» — как получилось однажды с Мэри-Эллен Маккоу; но если уж на то пошло, у неё такой шнобель, что его трудно в чём-то не вымазать, а по временам, мне кажется, у неё в носу застревает целая бутылка с соусом. Однако моя неловкость в обращении с девочками сгладилась, когда я познакомился с Лекси. Вообще, после моего знакомства с Лекси много чего изменилось… хотя стоп, меня занесло. О чём это я говорил? Ах да. О Шва.
