— Хотел кое о чем тебе сообщить…
Подбородок Черного выдвигается вперед, бесцветные брови сходятся к переносице.
— Я все-таки сделал это!
Фраза звучит настолько зловеще, что Сфинксу страшно уточнить, что именно. Одолевает желание выкрикнуть: «Ну зачем, зачем ты это сделал, Черный!» — настолько сильное, что он еле сдерживается.
— Ты, может быть, будешь смеяться…
— Нет, — говорит Сфинкс твердо. — Не буду. Уж в этом можешь быть уверен.
Взгляд Черного стекленеет.
— Я таки достал автобус. Маленький.
Сфинкс кивает, говорит «ага» и вытирает плечом пот с лица. После чего спрашивает:
— Зачем? — тем самым жалобным тоном, каким чуть было не задал этот вопрос минутой раньше.
Черный оглядывается по сторонам и доверительно шепчет:
— Понимаешь, их надо было чем-то отвлечь. Немного подбодрить. Не мог я сидеть сложа руки и глядеть, как они помирают со страху. А тут еще эти разговоры про автобус. И я решил: добуду им этот их автобус, вожак я в конце концов или нет? Помнишь, я говорил тебе, что знаю, где его можно достать? Но я не там взял, а в другом месте. Короче, это неважно. Главное — он есть.
Сфинкс кивает.
— Да. Это главное. Все понятно, Черный. Это здорово и удивительно, но что ты будешь делать, если им вздумается на нем уехать?
— Вот об этом я и хотел с тобой посоветоваться, — задумчиво говорит Черный. — Потому что, сам понимаешь, не могу я им сказать, что все это просто так, только чтоб они не спятили. Автобус здесь припаркован, на свалке, я замаскировал его всяким мусором. Ты не поверишь, они бегали глядеть на него по три раза на дню, пока не появились те типы с палатками. Теперь-то, конечно, не бегают, но то, что он там, здорово их подбадривает, понимаешь?
Сфинкс смотрит на Черного так, словно видит его впервые. Голубые льдинки глаз в белесых ресницах. Пляшущие скелетики на черной пиратской повязке на лбу.
— Я понимаю, что ты влип, — говорит Сфинкс. — Вот что я понимаю.
Черный только вздыхает.
— Это я знаю и без тебя. Так что ты мне посоветуешь?
Сфинксу очень хочется дать совет в духе Шакала. Жить, затаив дыхание. Петь беззвучные песни. Умываться подсоленной водой. Но Черный — вожак, а с вожаками так не шутят. Поэтому он говорит:
— Скажи, что автобусу нужен водитель, а любому, садящемуся за руль, нужны водительские права. Они должны понять. Это общеизвестный факт.
Черный качает головой. Снова вздыхает. Сняв головную повязку, чешет в затылке. Неторопливость его движений вызывает у Сфинкса нервный зуд между лопатками.
— Помнишь, я говорил тебе, что научился водить? Не то чтобы очень здорово, но сносно. А теперь у меня и права тоже имеются. Правда, они фальшивые. Крыса раздобыла. Но они как бы есть.
— Черный? — Сфинкс заглядывает ему в глаза. — Ты же уже все решил. Какие тебе еще советы? Ты все организовал, осталось только посадить в этот твой автобус всех желающих и укатить неизвестно куда. От меня-то тебе чего нужно?
Черный переступает с ноги на ногу. Вытирает лицо скомканной банданой и говорит, глядя в пол:
— Я просто хотел предупредить. Что есть и такой вариант. Если кто из ваших вдруг захочет воспользоваться. С Лэри я уже договорился, они со Спицей точно едут, но вдруг еще кто-нибудь захочет.
Сфинкс смотрит на Черного, думая о том, что это, несомненно, тот самый Черный, которого он знает не первый год, и в то же время совершенно другой человек. Что должность вожака довела его до пределов священного безумия, за гранью которого знакомые люди оборачиваются чужаками. Он думает о том, хорошо это или плохо, и не может прийти ни к какому определенному выводу. Наверное, для самого Черного так хуже, но Сфинксу этот непредсказуемый и странный человек нравится больше.
— Спасибо, Черный, — говорит он.
Черный пожимает плечами.
— Не за что. Просто хотелось, чтобы ты был в курсе. Ладно… увидимся…
Черный отходит. Вперевалочку, по-медвежьи. Бандана со скелетиками скомкана в кулаке, выражение лица сдержанно-героическое.
Лорд подъезжает к Сфинксу, глядящему ему вслед, и спрашивает:
— Чего он хотел?
— Знаешь, — говорит Сфинкс, не отвечая на вопрос, — кажется, я становлюсь философом.
Обыски, вероятно, завершены. У входа в столовую толпятся воспитатели во главе с Акулой и что-то горячо обсуждают. Посовещавшись, они перетаскивают к двери Фазаний стол, почти полностью перегородив ее, после чего Акула объявляет, что ввиду необнаружения в ходе обысков многих пропаж будет проведен также обыск рюкзаков всех находящихся в столовой. Дальше ничего не слышно. Акулу заглушает возмущенный рев и свист. Даже Фазаны кричат, наплевав на дисциплину. Некоторое время Акула пытается все же закончить свою речь, потом, пожав плечами, отходит к воспитателям. Выстроившись у стола, они ждут, пока стихнет общее возмущение, но шум в столовой скорее нарастает, чем ослабевает. Крысы начинают швырять в воспитателей посуду. Тарелки и чашки бьются в полуметре от их ног, не долетая до стола, так что, можно сказать, Крысы бросают не в воспитателей, а рядом, но выглядит это достаточно угрожающе, и первым не выдерживает Шериф. Выхватив из кармана спортивный пистолет, он палит в потолок, пока у всех вокруг не закладывает уши.
Крысы слегка притихают. Тем более, посуда у них закончилась. Лишенные стола Фазаны решают, что с них хватит, и выстраиваются в очередь на проверку рюкзаков, держа их наготове, уже расстегнутыми.
Курильщик достал свою тетрадь и лихорадочно строчит в ней с видом фанатика-журналиста, дорвавшегося до сенсационного материала. Потрясенная выстрелами Нанетта отлетела от стола, разукрасив скатерть зеленоватыми спиральками помета.
— Как-то они уж очень лютуют, — говорит Лорд задумчиво. — Может, что-то еще пропало, кроме того, о чем мы знаем?
Сфинкс оглядывается на Табаки, говорившего примерно то же самое, но тот, оглушенный собственными воплями, не расслышал Лорда и не замечает взгляда Сфинкса.
На стол перед воспитателями ложатся Фазаньи рюкзаки с пугающе однообразным содержимым. Салфетки, аптечки, дневники для заметок. Каждый рюкзак выворачивается наизнанку и неоднократно встряхивается. Карманы Фазанов обыскивают отдельно. Там только носовые платки и пронумерованные расчески.
— Боюсь, нам придется здесь заночевать, — говорит Лорд. — Не очень приятная перспектива. Может, пропустим вперед Табаки? У него нехороший рюкзак.
— Это их только раззадорит, — предполагает Горбач.
Сфинкс оглядывает столовую, которая чем дальше, тем больше напоминает разгромленный свинарник. Перед дверью осталась лежать груда осколков. Стянутая с Крысиного стола клеенка валяется на грязном полу. Несколько человек демонстративно улеглись спать, завернувшись в сорванные с окон шторы. В одном углу держат совет озабоченные Логи, в другом — Птицы сооружают ширму для временного туалета. Унылые выкрики Слона «Хочу пи-пи, хочу пи-пи» подгоняют их. Представив, что скоро к окружающей обстановке прибавится запах мочи, Сфинкс морщится от отвращения. А между тем вожак всего этого гадюшника пристроился подремать под кухонным окошком на собственном пиджаке. Глядя на него, Сфинксу хочется одновременно кричать, трясти, пинать и затаптывать. Переполненный этими эмоциями, он направляется к Слепому.
Мимо Табаки, заталкивающего в свой рюкзак что-то, что придаст ему смертоносности. Мимо кадки с чем-то пластмассовым, ядовито-зеленым и обкусанным. Мимо совещающихся Логов, угрюмо поглядывающих на дверь. И когда он уже почти у цели, Слепой говорит, не открывая глаз:
— Сфинкс, ты подкрадываешься ко мне, как голодный тигр к козленку. Если хочешь застать кого-то врасплох, сделай походку менее выразительной.
Поборов желание топтать и орать, Сфинкс садится рядом с ним.
— Давай поговорим. У меня накопилось много вопросов.
— Давай. С чего начнем?
Безмятежность Слепого не столько бесит Сфинкса, сколько лишает сил. И желания что бы то ни было с ним обсуждать.
