Заночевали на обратном склоне безымянной горы, где не так свирепствовал ветер, и нашлась подходящая расселина. Накидали поверх нее нарубленных заранее березок и еловых лап. Из них же сделали подстилку и легли возле костра жопа к жопе. Проснулись же мы совсем в другой компании.
Манси было штук десять. Разбудили они меня ударом обрезиненного приклада моей же винтовки по голове. Идиоты! Это же, как гвозди ПНВ заколачивать — башке ничего, а оптика на "Винторезе" полететь может. При этом один из них сидел у меня на ногах, двое держали руки, а четвёртый вязал. После того как нас с Ткачем спеленали как младенцев, наши упакованные тушки манси привязали сзади к своим саням и отправились в путь. Я ребрами пересчитал все ледышки по пути в деревню. Хорошо — их было не так много, а вот Ткачу не подфартило. Он несколько раз переворачивался лицом вниз, и кроме того, что вдоволь нажрался снега, проверил своей физиономией крепость уральского льда. По-моему, ему даже зуб выбило. Хотя через распухшие губы не понять.
— Ну и рожа у тебя, — я сел поудобнее и принялся рассматривать напарника в свете совсем неяркой лампадки, чадящей вонючим жиром.
— Рожа заживет, а вот головы у этих блядей обратно вряд ли прирастут, когда я им их оторву, — Ткач сплюнул красным на плетеный пол юрты.
Почему нас не убили сразу? — это был второй по важности вопрос, который волновал меня сегодня. Первый — как отсюда свалить. Над этим я и работал, вертя во все стороны головой, когда вместе с облаком морозного воздуха в юрту вошли пятеро вооруженных короткими копьями молодых и один старый манси с какими-то плетеными веревочками в руках. Он мне сразу напомнил того шелудивого шамана из Подгорного лога. Та же хитрая морщинистая морда и тоже, небось, служитель культа. Но оказалось, я ошибся. Этот был аж целым вождем, а шаманом тут подрабатывал его сын — молодой и наглый, ухмыляющийся в углу. Неплохо семейка бездельников устроилась. Мамаша, поди, всему племени целебные благовония впаривает за пойманную рыбу и добытую дичь.
— Твоя глюпый человека совсем плехо себя вести. Глюпый человека Куль-Отыр дружит. Куль-Отыр порвал много насых человека. Нуми-Торум сердица. Нуми-Торум требовай к себе твоя глюпый человека, — затараторил старик.
— Бля, я говорил, твой уебок нас до добра не доведет, — сверкнул глазами в мою сторону Ткач. — Теперь порешат нас из-за него. Надо было пристрелить мутанта еще в Соликамске.
— Без голов им это будет сделать трудно, Алексей. Или ты уже берешь свои слова обратно?
— Но если твоя глюпый человека позовет Куль-Отыр утром в амбар-юрта, йир будет не больна. Щохри в башка, — вождь вынул из рукава костяной обоюдоострый нож и помахал им перед моим носом. — Не позовет — Ийр будет осень, осень хатнэ.
— Что он лопочет? — скривился Ткач. — Нихуя не понимаю.
— По-моему, предлагает сделку: Красавчика в обмен на легкую смерть.
Ткач ничего не ответил. Не сомневаюсь, он легко бы променял и голову Красавчика, и мою, но только не на собственную смерть. Даже на легкую. Это там, в Соликамске он мог прожигать жизнь, растрачивать и пускать под откос, потому что конец ее был в призрачной дымке. А здесь он будет за нее цепляться зубами, рвать за нее глотки, ломать шеи. А я постараюсь ему в этом помочь. И не из альтруизма. В одиночку тут не выжить, да и вообще, друг Лёха — мой ходячий ключ.
Утомившись от долгого ожидания своей участи я, кажется, немного поспал. Мой напарник же, после безуспешных попыток высвободиться из пут, как-то сник, но глаз, похоже, не сомкнул.
Когда за нами пришли, было уже темно. Или еще темно. Подталкиваемый острыми копьями в задницу и влекомый крепкими руками в темноту, я особо не сопротивляться, выбирая момент, когда врагов станет меньше, а веревки хоть чуть-чуть ослабнут. Вели нас недолго. Довольно большое сооружение, которое и называлось амбар-юрта, было возведено на отшибе стойбища манси и освещалось снаружи двумя воткнутыми в снег факелами. Внутри, прямо по центру, на перекладине, закреплённой в двух продолговатых идолах с вытаращенными глазами и разинутыми ртами, висел большой котел, в котором уже парила вода. Рядом на столе стояло еще несколько котелков, мисок и чаш. Нас с Ткачём толкнули в угол и поставили на колени рядом с молодым парнем из местных. Его же, наоборот, подтянули к костру, но перед этим всем троим на шеи повязали несколько веревок разной длинны.
— Да вы совсем тут охуели, — мой напарник дернулся, но почувствовав у горла острие копья, затих.
Тем временем сынок вождя зажег чагу и принялся окуривать дымящим грибом голову паренька. Затем шаман взял щохри и надрезал у жертвы шею за ухом. При этом его помощник подставил одну из чаш и начал собирать кровь. Несколько раз эти милые парни повторили данную процедуру с различными частями тела несчастного, постепенно перейдя от надрезов к отсечению шматов, годящихся на приличный шницель. Они буквально кромсали беднягу заживо. Тот сначала мычал сквозь кляп, а потом затих. Куски мяса складывали прямо в большой кипящий котел, а всякие обрезки — в котелки поменьше.
Я посмотрел на Ткача. Зуб дам, что в тот момент он молился про себя и крестился мысленно. И думалось мне о том, что напрасно мы брякнулись оба дрыхнуть в той расселине, а не стали дежурить по очереди. Что ж, расслабились, почувствовали близкую цель. Надо было хотя бы Красавчика при себе держать. Он бы нас предупредил о гостях. Кстати, а почему я решил, что этим Куль-Отыром вождь считает моего питомца? Может это он про того рокотуна говорит? Да уж, та тварюга нам сейчас бы не помешала. Разогнала бы всю эту шелупонь к чертям собачьим.
— Твоя глюпый человека позовет Куль-Отыр? Не позовет, Ийр будет осень, осень хатнэ, — снова обратился ко мне вождь и показал на лужу крови в центре ритуальной юрты.
— Обойдетесь, неудачники. Вы даже зарезать толком не умеете, — попытался я изобразить надменную ухмылку, но, подозреваю, вышло так себе, — вон сколько ценного продукта перевели.
— Няйт хум пуссын в?г, — засмеялся вождь, — шамана все каласо знает.
— Ага. Только покормить этих парней забыл, — я показал на идолов с большими ртами, — а Отевах из Подгорного лога, когда шаманил с Золотой Бабой, нашей кровушкой таких потчевал.
Вождь аж переменился в лице. Он выронил щохри, будто тот обжег его ладони, и отскочил в угол.
— Что же ты сразу не предупредил, придурок?! — чисто и без акцента воскликнул он, — Чуть не наделали беды!
После чего махнул своим подручным, и остался с нами наедине.
— Не силён в ваших камланиях. Думал, квалифицированный шаман помазанника божьего за версту чуять должен? — протянул я вперёд связанные руки, наивно полагая, что уж теперь-то конфликт исчерпан.
— Ишь, какой прыткий, — осклабился вождь. — Твой мутант пятерых наших загрыз, и ещё одному… — он огляделся и продолжил шёпотом: — причинное место оторвал. Бедняга едва кровью не изошёл, насилу спасли. А жена молодая. Представляешь?
— Какой мутант? — попытался я закосить под дурачка.
— Вот только не надо этого, — поморщился дед, будто его носом в говно макнули. — Откуда ни возьмись объявляется лохматая тварь в упряжи, режет моих людей. А утром охотники, идя по её следу, находят вас. Ты меня совсем за тугого на голову держишь? У меня, к твоему сведению, пять классов образования.
— А зачем слова коверкал?
— Так убедительнее выходит. Разве нет? — обратился он к Ткачу.
— Соглашусь, — кивнул тот, до сих пор не отойдя от устроенного нам представления.
— Чисто ради интереса, — решил я уточнить одну несущественную деталь, — за что парнишку порезали?
— В подношения руку запустил. Золотой Бабе.
— Так ты, что же, в самом деле, веришь?
— Больше, чем в тебя, — ответил старик без тени сомнения. — А ты, нет?
— Ещё как верит! — поспешил засвидетельствовать мою набожность Ткач. — Просто, он туповат слегка. Да оголодал. Соображает плохо. И я, кстати, тоже… верю. Иначе, стали бы мы с Отевахом обряд-то мутить? Сам подумай.
