Дмитрий увёл пострадавшую в ресторан, где в служебном помещении пара свободных ребят из персонала смогли обработать её раны, к счастью, неглубокие.
Женщина порывалась вызвать скорую и милицию. Вызов милиции, с их расспросами и поиском свидетелей был совершенно не нужен «Белому орлу» и его гостям. Управляющий и скромное денежное вознаграждение смогли убедить женщину, что одной «скорой» будет вполне достаточно.
Дмитрий к этому времени снова стоял у входа. К своему удивлению, он видел на улице еще нескольких психопатов, таких же, как и первый. Как будто дурдом сегодня вывезли на прогулку в центр города. Несколько раз поблизости слышались сирены. Каждый раз Дмитрий думал, что это «скорая» приехала за их подопечной, и каждый раз сирены смолкали неподалёку.
Вскоре, из ресторана начали разъезжаться гости. Причем, уходили не как обычно. Почему-то сегодня все делали это быстро и тихо. Дмитрию показалось, что лица некоторых выражали страх. Чаевых, на удивление, было много.
После того, как большинство гостей разъехались, наступило небольшое затишье. Однако, скучать не приходилось. Помимо сумасшедших, то и дело попадавшихся в поле зрения, сегодня развила активность милиция. Несколько раз мимо проезжали бело-синие «Победы» с включенными мигалками, а со стороны набережной Дмитрию однажды послышались выстрелы. Или что-то очень похожее.
Наступал вечер. Обстановка нервировала всё сильнее. Дмитрий уже было подумал попросить кого-нибудь из охранников постоять рядом, как выходящий из ресторана метрдотель сказал, что «Белый Орел» на сегодня закрывается, и всем лучше ехать домой. Прямо сейчас. Но Дмитрий решил всё-таки переодеться.
Сейчас, запершись в подсобке вместе с шеф-поваром, держа в руках огромный кухонный тесак, и видя, как содрогается дверь под ударами сумасшедших, еще пару часов назад бывших его коллегами, он жалел и о том, что вышел сегодня на работу, и о том, что не прислушался к метрдотелю. Почти сорок пять рублей чаевых в кармане совершенно его не утешали.
Нет, день не идиотский. День плохой. Даже очень плохой.
Конечно, в жизни Миши были дни и похуже. Взять хотя бы те две недели в четвёртом. Но тогда было всё понятно. С одной стороны Сопротивление, с другой — хунта. Были еще военные, которые перешли на сторону Сопротивления; члены молодёжного югенда, безмозглые, но активные, на стороне «чёрных полковников»; немногочисленные анархисты — против хунты, но не на стороне Сопротивления; и бандиты, не добитые военными — эти были против всех, и занимались, в основном, мародёрством. Да, не очень просто, но, всё-таки, понятно.
То, что творилось сегодня в Гак-клубе, какому-то разумному осмыслению не поддавалось. Запертые в аэробном зале трое посетителей, явно нуждались в медицинской помощи. Такие раны, как на двух женщинах, вообще должны приводить к смерти. Но чтобы раненые люди были настолько агрессивны? Даже в четвертом Миша такого не видел, хотя тогда злоба, кровь, и агрессия были запредельными.
Миша сидел в комнате отдыха для персонала. Вокруг было на удивление многолюдно. У журнального столика расположились почти все оставшиеся в клубе. Оля, Маша и Юля теснились на диванчике, Витёк и Коля заняли кресла, Лёха и Владик сидели на стульях.
— Он туда-сюда маячил, то к одному пристанет, то к другому. Дрался пару раз. Потом исчез куда-то, — обеспокоенно рассказывала Юля. — Потом смотрю, такие же точно по набережной ходят, к людям пристают. Милиция приезжала два раза, забирали кого-то…
Миша уже жалел, что настоял на том, чтобы сотрудники и посетители дождались врачей. Во-первых, большинство клиентов, всё равно, успели разбежаться, а, во-вторых, они тут торчат больше трёх часов, на улице уже начинает темнеть, а «скорой» всё ещё нет.
Вот это ожидание, и неизвестность делали день ещё хуже.
Сидящие в комнате отдыха в очередной раз переливали из пустого в порожнее. Мишу это раздражало, но он считал совсем неправильным затыкать рот клиентам, поэтому лишь недовольно морщился.
Тренькнул телефонный звонок.
— Да… — Ответил Витёк в телефонную трубку, — А, Степаныч, как ты там?..
— Если это «скорая», пускай заезжает внутрь, и больше не пускать никого, мы закрыты, — озвучил Миша уже сто раз продуманный план. — И сам тоже пусть поднимется, заодно врачей проводит.
Витёк кивнул.
— Степаныч, запускай «скорую», закрывай ворота, и веди врачей сюда, — передал он. Потом положил трубку, — Всё, сейчас будет.
— Ну и отлично.
Народ оживился. Похоже, их вынужденное заточение подходило к концу. Сейчас доктора скажут, что всё хорошо, и отпустят всех по домам. Может быть, сделают по уколу.
В комнату вошел Степаныч. За ним — двое врачей: высокий худой мужчина лет сорока пяти — пятидесяти с виду, и совсем молодая девушка.
— Здравствуйте! — поприветствовал всех врач. — Кто у нас тут больной?
— Больные у нас не тут. — ответил Миша. — К счастью…
— Всё так серьезно? — заинтересовался доктор. — И где же они? И, кстати, их сколько?
— Четверо. Заперты. Пойдёмте. — Миша начал протискиваться к выходу, потом остановился. — Мужики, подстрахуете?
«Ну…», «А то», «Угу» — нестройно выразили свое согласие мужики, и потянулись к выходу за Мишей и врачами.
Карантинный блок инфекционного отделения бывшей больницы Сталепрокатного завода, а ныне просто городской клинической больницы № 4, в народе «Сталепрокатной», гудел, как растревоженный улей. Четверо пациентов, прикованные наручниками к кроватям, лежали в стерильных боксах. Доступ к ним имели лишь отдельные сотрудники инфекционки, прошедшие специальную подготовку, в защитных костюмах. Они же собирали пробы.
В лаборатории собранный материал рассортировывался, готовился к проведению всех возможных анализов. Завлаб торопил подчиненных. Случай был более чем странный. А если учесть внешние проявления заболевания, о которых говорили инфекционщики, так даже и пугающий.
В кабинете заведующего инфекционным отделением вызванные из дома по «чрезвычайке» главврач Сталепрокатной, завотделением и его заместитель с недоумением смотрели в раскрытые истории болезни всех четверых.
— Но это же невозможно!!! — главврач бросил историю на стол.
— Невозможно. Но вон там, — завотделением показал пальцем на дверь, — лежат четверо таких, и неизвестно, сколько бегают по улицам.
— Звонила станция «скорой», — вклинился в разговор замзав. — Сказали, везут к нам еще троих с такими же симптомами. Это еще мелочи. У них в очереди два десятка вызовов на агрессивных больных, или травмы от укусов. Не собак, а людей.
— Твою ж мать, — ровным голосом произнес завотделением. Как будто не в сердцах выругался, а констатировал какой-то скучный факт. — Похоже, надо объявлять красный уровень опасности.
— Вы понимаете, что будет, если мы объявим красный ошибочно? — воскликнул главврач.
Завотделением приблизился к нему вплотную, почти навис и всё так же ровно, безэмоционально произнёс:
— А вы понимаете, что будет, если мы его НЕ объявим? Минимум двадцать пять случаев за последние четыре часа. В разных районах города. Это только те, о которых мы знаем. Сколько зараженных сейчас сидят по домам и глушат аспирин? Сколько сейчас бродит по улицам? А если один из них придёт в поликлинику, например?
— Мы же ничего не знаем ни о болезни, ни о путях передачи! — упирался главврач. — Может все эти двадцать вчера вместе какую-нибудь наркоту принимали.
— О болезни мы знаем достаточно. — завотделением ткнул пальцем в папки на столе. — Пульс не прощупывается, ранние трупные явления, кроме rigor mortis, и агрессивное поведение. Двое из тех четверых, водитель скорой и милиционер, укушены другими двумя. На то, чтобы болезнь развилась ушло от силы минут двадцать. Вы сами всё это читали. Я уверен, что этого достаточно для красного уровня.
— Предлагаю следующий вариант, — пошел на компромисс главный, — объявляемый оранжевый, и зовем на помощь вояк. Может, это вообще у них «молоко убежало».
