— Не! Задавай! Вопросов! — проорал Лёха в лицо своей. — Собирай шмотки, быстро! Уезжаем сейчас, уазик вон в гараже, нам хватит.
— Да уже побежала!!! Щас!!! Что ты мне сказки рассказываешь??? Где машина???
Ещё больше Лёха жалел о том, что еще в самом начале их семейной жизни, он спускал ей с рук и прощал все закидоны. Был бы пожестче, да поставил бы ещё её мамашу на место, сейчас бы такой ерунды не творилось бы.
Жена тем временем продолжала орать.
— Где ты шлялся, что приперся весь грязный?! Бухал, козёл?! Нахер ты эту железку припер сюда?!
То, что у неё на редкость противный голос, когда она орёт, Лёха заметил примерно через год совместной жизни. Высокий, визгливый, с истеричными нотками, он бил по нервам сильнее, чем звук гвоздя по стеклу. Для Лёхи ор этой истерички в такие моменты превращался из осмысленных фраз в высокий монотонный визг. Оставалось одно-единственное желание, чтобы этот вой остановился.
Уже с час не заткнется. И как только сил хватает? Припомнила все грехи с момента знакомства, и с десяток придуманных. Пересказала всю ту чушь, которую за двенадцать лет напридумывала ей её упоротая мамаша. Похоже, Лёха — истинное воплощение зла, и самый никчемный человек на Земле. И он же поломал всю жизнь ей, её маме, всем её родственникам, и возможно, остальным жителям планеты. Другие вот…
Естественно, при такой семейной жизни, у Лёхи не было никакого желания бывать дома. Поэтому большую часть своего времени он проводил разъезжая по городу, проводя переговоры, занимаясь в спортзале, торча с мужиками в гаражах, в общем, где угодно, лишь бы не дома. А это лишь повышало шумовой уровень его женушки при очередной ссоре.
Так же естественно, что Лёха находил себе других женщин, с которыми встречался какое-то время. Обычно до момента, когда они понимали, что бросать семью, какой бы плохой она ни была, Лёха не собирается. Последние пару месяцев, впрочем, Лёха встречался с совсем молоденькой приезжей студенткой, которой не было нужно замуж, но которая с благодарностью принимала Лёхины подарки, походы в кафе, кино, и прочие развлекушки, и была рада периодически видеть его у себя.
Его половина тем временем и не думала останавливаться или снижать уровень шума. Стоит ли вообще тащить её с собой? Крамольная мысль прочно засела в Лёхиной голове. Будет там, как обычно, трахать мозг своим ценным мнением и не менее ценным мнением своей мамаши. Помощи никакой, зато гемора — тонна. Леночка, например, себе такого не позволяет. Да и вообще, ей всего девятнадцать. Пластилин — лепи, что хочешь. Легко подстроится под Лёхины взгляды на жизнь и семейные отношения.
Жена тем временем орала что-то по поводу скрытого Лёхиного гомосексуализма, и явного слабоумия. Лёха ещё раз прикинул, насколько было возможно, плюсы и минусы. Да. Если отбросить всю эту байду про семейные ценности, то ответ становится прост и понятен.
Лёха развернулся, и молча направился в гараж. Рука с острыми наманикюренными ногтями схватила его за плечо.
— Ты куда пошёл, сволочь?!? Я с тобой разго…
Резкий тычок в солнечное сплетение заставил её выдохнуть и с тихим тонким воем согнуться. Наконец-то! Тишина! Лёха поднял правую и долбанул свою благоверную в челюсть. Не сильно, не хватало еще её убить, но так, чтоб отключилась. Голова жены дёрнулась, изо рта вырвались брызги слюны и крови, она рухнула на пол.
Вот и славно!
Лёха спустился в гараж. Влез в кабину старого УАЗа. Мотор завелся с пол-оборота. Хорошо, что продать не успел, и очень хорошо, что привел в порядок перед продажей. Он вылез из кабины, сгрёб с полок УАЗовские запчасти, взял из угла еще комплект резины, покидал всё в багажник. Вспомнил еще об одном, заглушил двигатель и вернулся в дом.
Поднявшись на второй этаж, в свой кабинет, где бывал крайне редко, Лёха открыл сейф и вынул оттуда «Моссберг» и три коробки патронов. Жаль, что под развалинами Гак-клуба остался и новый УАЗ, и целый арсенал, но ничего не поделаешь, придется выбираться с тем, что есть.
Лёха вернулся в гараж, открыл ворота, еще раз огляделся, не забыл ли чего. До хрена всего осталось, но время дороже, да и увеличивать риск встречи с женой не было никакого желания.
Он впрыгнул в УАЗик, завел мотор, включил фары и выехал на улицу. Не оглядываясь. Несмотря на творившийся в городе ужас, и очень смутные перспективы, он улыбался. Впервые за последние двенадцать лет он ощутил давно похороненное чувство свободы. Свободы быть хозяином своей жизни.
Всё! За Леночкой, и куда-нибудь из города. Неважно куда. Хоть бы и в деревню, в Приятное. Теперь всё в его силах.
Вован выпрыгнул из геликоптера на асфальт предпоследним. Пригибаясь, и удерживая прочный пластиковый щит от разгоняемых вертушками потоков воздуха, он отбежал к остальным парням, уже стоявшим в стороне. Винты геликоптеров закрутились быстрее, тяжелые машины неторопливо поднялись в воздух, и ушли на восток.
Мужики из ГО уже успели обнести легким металлическим сетчатым забором площадь перед гигантским стадионом на 60 000 мест. Они же пустили поверх забора «колючку», установили палатки, мобильную дезкамеру, и протянули электричество от генератора. Прожектора на столбах освещали площадь госпиталя и прилегающую территорию ярким светом.
— Так! Не спать! — услышал Вован голос лейтенанта, — первое и третье отделения, рассредоточиться по периметру, отсылать всех штатских ко входу. Второе отделение, держать вход под контролем. Пускать больных внутрь только по команде докторов. Вопросы?
Вопросов, как обычно, не было.
— Выполнять!
Вован рванул вместе со своим отделением на позицию.
Вход в госпиталь был просто шестиметровым проемом в заборе, перед которым стояли несколько «ежей» с натянутой на них «колючкой». У входа толпились гражданские. Большинство выглядели здоровыми. Лишь некоторые зажимали руками раны.
Отделение перегородило вход, оставив лишь узкий коридор для прохода медиков и фильтрации гражданских. Сослуживцы и друзья Вована, ровно стоявшие плечом к плечу за упертыми в землю щитами, в очередной раз напомнили ему римских центурионов.
Первые два часа прошли спокойно. Вован просто стоял у входа, вежливо рекомендуя гражданским оставаться на месте, ожидая своей очереди. Штатских прибывало. Подъезжали автомобили, из которых или сами выходили, или уже выгружали больных. Среди них были и агрессивные, пытавшиеся нападать на окружающих. Их доктора забирали первыми.
То ли по телевизору объявили про госпиталь, то ли слухи уже разошлись, только перед входом народу становилось всё больше и больше. Медики уже не успевали принимать больных. Толпа увеличивалась, начала напирать. Отделение Вована с профессиональной невозмутимостью удерживало вход. Лишь щиты плотнее подперли. Удерживание и рассеивание агрессивных толп было специализацией отряда милиции специального назначения, в котором служил Вован.
Их выдернули по тревоге, и за полтора часа перебросили с базы под Подольском в Орёл. Во время полета лейтенант дал вводные: вспышка нового вида бешенства, необходимость охраны полевого госпиталя ГО, который развернут в помощь местным больницам. Здоровые гражданские безопасны, но больные в определенной фазе заболевания проявляют агрессию. Особенно необходимо остерегаться укусов, так как вирус, предположительно передается через слюну.
Последнее парни встретили смешками. Тренированные бойцы в специальной форме, разработанной для защиты от различного холодного оружия, с щитами повышенной прочности, дубинками, и пистолетами с мощным останавливающим действием, они могли опасаться чего угодно, но только не укусов. Лейтенант резко оборвал веселье. Боевое задание есть боевое задание, и относиться к нему надо со всей серьёзностью. Это не показательные учения, где надо балет устраивать, лишь бы генералам понравилось.
Каким бы боевым задание не было, сейчас оно не казалось Вовану особо сложным. Видывал он вещи гораздо хуже.
Буйные больные, тем временем, сами начали подходить к госпиталю, нападать на людей по краю толпы. Завязалось несколько драк. Толпа заволновалась. Из гущи людей в середине раздался истошный вопль.
