Однако сон не шел. Уж больно непривычное время он выбрал – не было и двух часов ночи. От нечего делать Иосиф Виссарионович прислушался к неспешному обстоятельному разговору прислуги. Перегородка чуть глушила их голоса, но в целом слышно было хорошо. Судя по беседе, там присутствовал еще один боец внешней охраны, забежавший с морозца погреться. Он-то и рассказывал о себе:
– Вообще-то я из Тверской области. Деревня там есть такая, Заречье. У нас там каждый пятый Шеломов. А до войны в Питере работал. Комнату нам с женой дали. Потом мы к себе еще и сестру пригласили, Анюту, вместе с мужем. Но жили дружно.
– Родня должна друг дружке помогать, – поддержал его кто-то из поваров.
– Во, во, – оживился охранник. – А тут не просто родня, а двойная.
– Это как?
– Да очень просто. У нас в соседней деревне, в Поминове, Путины жили. Так вот вначале Володя Путин на моей сеструхе Машке женился. Молодые они совсем были, обоим по семнадцать всего исполнилось. Давно это было, еще в 28-м. Вот пока на ихней свадебке гулеванили, я там себе и присмотрел сеструху Володькину, Анюту. Да так все закрутилось, что и женился.
– Закрутилось, – хмыкнул кто-то. – Тогда, может, ты вначале подженился, как оно бывает, а уж опосля и…
– А ты не мели, чего не знаешь! – возмутился охранник. – У них знаешь какой батька строгий. Вот так всех держал, хотя, как и ты, из простых поваров. В Горках работал.
– Так это он что же, и самого Ленина кормил? – уважительно пробасил какой-то новый голос.
– Не-е, он потом туда пришел работать, уже после смерти Ленина. А вот жену его, Надежду Константиновну, и сестру Марью Ильиничну он и вправду кормил. Да и брата его, Дмитрия Ильича, тоже доводилось.
Однако на посыпавшиеся градом вопросы (какие они, что любили покушать, привередливые ли в блюдах) охранник ничего толком ответить не смог. Мол, тесть был не охоч до таких рассказов, разве что как-то вскользь обмолвился, будто сколько ни прошло через его руки людей, а лучше Ульяновых не было. Но в особые подробности никогда не вдавался.
Сталин лежал тихо. Не то чтобы подслушивал, а просто сон не шел, вот поневоле и фиксировалось. Однако слушать перечень бед, о которых принялся рассказывать охранник, о том, как его семья (мать и трехлетний сын Генка) осталась в оккупации в Прибалтике, было неприятно. Как ни крути, а выглядели эти беды завуалированным упреком именно в его адрес: проворонил, прозевал фашистское нападение.
А он ведь не проворонил и не прозевал. Он прекрасно знал о том, что Гитлер готовится к нападению на Советский Союз. Но и у него самого почти все было готово к «освобождению Европы». И блицкриг получался на загляденье. По самым осторожным расчетам выходило, что уже на следующий день десантные корпуса захватывали нефтяные промыслы в Румынии, отрезав танки и автомашины бесноватого фюрера от единственного источника бензина. Еще через три дня передовые колонны красных танковых армий вышли бы на территорию Германии, а через неделю – Франции. Завершалась же «Гроза», как скромно была названа эта операция, там, где ей и положено, то есть на Гибралтаре, ибо перед армадой в пятнадцать тысяч танков не устоять ни одной стране.
Одного Сталин не знал: что делать с Англией? Вроде бы ее освобождать не от кого, фюрер ее не захватывал. Но в отношении ее решил не заморачивать себе голову – позже решим. Все зависит от того, как пойдут события и как Черчилль отреагирует на захват Черноморским флотом Суэцкого канала. Если проглотит и не станет морщиться вслух, лучше его до поры до времени не трогать – слишком крепкий орешек.
И разве вина товарища Сталина, что Гитлер окончательно обезумел, начав войну столь неожиданно, по сути, не подготовившись к ней должным образом. Заводы на военный режим переведены не были, запаса горюче-смазочных материалов не имелось. Да что там бензин, когда этот идиот – иначе не назовешь – не позаботился даже о теплой зимней одежде для своих солдат!
Но в том-то вся и штука, что в очередной раз сбылась загадочная русская поговорка о том, что судьба помогает влюбленным, пьяным и… дуракам. Гитлер, судя по необдуманности своих действий, явно относился к последней категории, вот она ему и помогла. Буквально за считаные дни до начала «Грозы» немцы неожиданно ударили первыми. Получилось все равно что за полчаса до начала футбольного матча, когда одна из команд вышла на поле, а вторая еще находилась в раздевалке, босая и непереодетая. И в этот миг раздается свисток судьи о начале игры. Понятное дело, что те, которые на поле, сразу принимаются торопливо забивать голы в пустые ворота. И тренеру второй команды приходится срочно отправлять своих футболистов играть в чем были, а счет-то уже 5:0, и теперь попробуй отыграйся, да еще босиком.
Боль в пояснице отпустила. Сталин неспешно встал и поплелся в кабинет – припомнилось, что он так и не позвонил в Свердловск, хотя собирался. Зайдя к себе в кабинет, он мельком бросил взгляд в сторону зеркала и… обомлел от неожиданности. Оказывается, пока он лежал на печи, оно неожиданно… «заработало».
Да, да, именно заработало – это он понял сразу. На мутноватой поверхности уже ничего не отражалось – ни он сам, ни интерьер его кабинета. Только рябь, отчего-то показавшаяся ему зловещей.
С непривычной для себя торопливостью он метнулся к столу, не желая зря тратить время, сорвал телефонную ручку с аппарата, но затем спохватился. Кому звонить? Берии? А кто он такой? Да, умница, каких мало, но не специалист в таких вопросах, такой же дилетант, как и сам Сталин. И другого специалиста, помимо исчезнувшего невесть где дореволюционного историка, у него нет.
И еще одно. Лаврентий сейчас уже наверняка доехал до своего потаенного, скрытого за высоким забором, большого дома на Садово-Кудринской. Где гарантия, что за то время, пока он будет возвращаться обратно в Кунцево, зеркало по-прежнему будет оставаться таким же?..
Принимать скоропалительные решения Сталин терпеть не мог, но сейчас настал тот момент, когда любое промедление было чревато. Значит, требовался доброволец.
Он торопливо накинул на себя широкий овчинный тулуп и вышел на улицу. Было безветренно, но мороз, кажется, еще больше усилился. Сдерживая сам себя, он неспешно пошел в обход дачи. Темная фигура охранника с винтовкой за плечами выросла перед ним как из-под земли. От неожиданности Сталин вздрогнул и раздражительно спросил:
– Ты кто?
– Красноармеец…
Рапорт охранника Сталин не слушал, зафиксировав лишь имя и фамилию: Петр Шеломов. Они показались знакомыми. Ах да, он же совсем недавно слышал их, лежа на русской печи. Получалось, это тот самый, который плакался на жизнь, горевал по поводу гибели своей матери, убитой в прошлом месяце, и сокрушался о неизвестной судьбе своей жены и сына.
– До сих пор ничего не известно о семье? – спросил он, сохраняя видимость неспешности и добродушия.
– Никак нет! – удивленно отрапортовал Шеломов.
– Ничего, – ободрил его Сталин. – Сейчас всем плохо, всей Советской стране, а не только твоей жене и сыну.
– Хорошо бы, – вздохнул Шеломов и ошарашенно уставился на Сталина. – А откуда вы…
– Товарищ Сталин обязан все знать о советских людях, которые избрали его своим руководителем, – поучительно и чуть самодовольно ответил Иосиф Виссарионович, назидательно подняв вверх указательный палец. – Я уже дал поручение соответствующим органам, так что, полагаю, скоро найдутся и твоя жена Анна, и сын Генка. – И он, не выдержав, чуточку усмехнулся – уж очень забавно выглядело лицо окончательно обалдевшего красноармейца.
– Однако забота о семье не должна отвлекать от служебных обязанностей, которые вы, товарищ солдат, сейчас выполняете.
– Так точно! – встрепенувшись, громко заорал Шеломов.
– Очень хорошо, – кивнул Сталин. – Тогда ступайте в караульное помещение и предупредите начальника, чтобы он поставил на ваш пост другого человека, а сами немедленно явитесь ко мне в кабинет. Знаете, где он?
– Никак нет! – вновь завопил Шеломов.
